же можете себе представить насколько сильно ослабнет ваш клан, верно? И что тогда? М? — я вздернул бровями, подыгрывая эмоциями и пытаясь приложить все то убеждение, что теперь у меня есть.
Нагаката-сама играл желваками. Я видел, как на лбу у него вздулась вена, а он все сильнее вдавливал нож в стол, крутил его и выковыривал покрытие. Оно мелкой стружкой крошилось вокруг острия.
Кажется мои доводы ему показались одновременно логичными, но недостаточными. Он с размаху выдернул нож и всадил его с грохотом снова, но теперь ближе ко мне.
— Я сказал: РЕЖЬ ПАЛЕЦ, АХИРО!
— Не буду.
— Ты че творишь? — зашептал мне Куросаки, у которого хоть и кишка и не была тонка, но явно дрожала. — Угомонись.
— Я Ахиро Кэнтаро, член семьи Куджо и приказывать делать юбицумэ мне может только мой оябун — глава семьи.
Нагаката выпрямился как струна и вздернул подбородок вверх, глядя на меня с пренебрежением сверху-вниз.
— Kusou, — выругался он.
Нагаката перевел взгляд на Куросаки.
— Выйди из комнаты, старший. Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.
Куросаки напрягся. Я видел это по его костюму и мышцам, что играли под прилипшей от пота одеждой.
— Нагаката-сама, давайте немного успокоимся и обсудим все в более…
— Я сказал, — цедил он сквозь зубы, — выйди нахрен из комнаты, Рюсэй. По-хорошему.
Куросаки посмотрел на меня. Потом на Нагакату. Сжал руки в кулаки и молча направился к выходу. Тихо скрипнули петли, а затем створка глухо стукнулась о раму. Мы остались одни.
Дело принимало крутой оборот. Если он сейчас попытается меня избить в качестве наказания — терпеть не стану и вломлю в ответ. Унижаться я не собираюсь. Хоть он младший лейтенант семьи Андо и выше меня по рангу, но место своё знать должен. Он пренебрегает своими полномочиями. Юбицумэ за такую мелкую провинность? Бред.
Но если я сломаю ему руку, нос или еще что-нибудь, что под руку подвернется — влетит всему моему роду и войны тогда точно не избежать.
Нагаката-сама снова упал в кресло и провел ладонями по взмокшей голове, после чего стряхнул пот на пол. Темные крупные капли остались на паркете.
— Куришь? — спросил он, доставая новую сигару из пачки и отрезая от нее краешек специальным приспособлением — гильотиной.
— Нет, — я отрицательно покачал головой.
— Долбишь? — он приподнял голову и бровь в вопросе, поджигая спичку. Когда-то давно я тоже слышал, что сигары лучше прикуривать обычными спичками, а не газовой зажигалкой. Якобы это как-то влияет на вкус.
Но на его вопрос я тоже отрицательно покачал головой.
— Ты что у нас — праведный человек без греха? Ну хоть пьешь?
— Иногда. Чаще всего пиво или трехсолодовый виски, если речь идет о крепких напитках.
Он затянулся и выпустил густое облако сизого дыма и закашлялся.
— Чем тебе сакэ не угодил?
Я пожал плечами
— Вы пили виски?
— Нет, — сказал он, гоняя сигару из одного угла рта в другой.
— Тогда мне будет тяжело объяснить.
— Не заморачивайся, — сказал он и откинул голову на кресло. — Знаешь, когда-то и я был таким, как ты.
Я уж подумал, что он сейчас начнет рассказывать про стрелу в колене, но обошлось.
— Чтил кодекс, соблюдал правила. Видишь вот этот шрам? — он указал пальцем на свой висок. Я не буду спрашивать хочешь ли ты знать откуда он. Я просто скажу, что вот как раз за чтение этого самого кодекса я его и получил.
Он встал и прошелся к окну, после чего опустил жалюзи и включил кондиционер. Приятная прохлада тут же стала наполнять комнату.
Нагаката подошел к небольшому бару, открыл дверцу, выудил оттуда маленькие баночки с пепси и кинул одну мне. Я перехватил ее одной рукой в воздухе.
— Благодарю.
Он молча кивнул и сел на свое кресло. Щелкнули банки.
— На сегодняшний день якудза перестали быть просто кланами. Думаю, ты это уже заметил. Мы — это зарождающееся государство внутри государства. У нас уже есть уши и глаза там, где раньше никогда не было. Да что там глаза и уши. Руки. Мы буквально почти что можем влиять на законы. А очень скоро — начнем это делать. Смекаешь? Тебе может пока и неизвестно, но у вас в семье есть такой человек. А поэтому я предлагаю тебе поступить вот как: ты станешь передавать мне информацию. Всю, которую разнюхаешь, чтобы наш род Андо не отставал и тоже шел в ногу с тем, что будет выходить в новых постановлениях.
— Нет, — я сразу отрезал этот вариант с таким тоном, что по хорошему мне можно было бы отрезать сразу весь мизинец.
— Да погоди ты, не артачься, — сказал он. — Что ты заладил «нет-нет».
— Я не буду шестеркой, Нагаката-сама. Даже находясь в такой ситуации, как сейчас мой ответ: нет.
— Ты совсем не боишься, что ли, что я тебя сейчас здесь выпотрошу, как тунец и скину в канаву? — он кивнул головой на нож, что все еще торчал в столе.
— Честь нераздельна со смертью. Она искупает вину, — заявил я, слегка преобразив древнеяпонскую мудрость.
Нагаката опустил уголки губ вниз и покивал головой.
— Глубокомысленно. Но мы живем не в эпоху самураев, как ты мог догадаться.
Странно, что это мне говорит член Якудза. Ведь они, как раз наоборот, являются консерваторами и ведут себя, как их предки самураи.
— Я лишь хочу сказать, что я не боюсь смерти. Но хочу задать вам вопрос, Нагаката-сама.
— Валяй.
— А вы не опасаетесь, что я доложу своему оябуну, что вы пытаетесь меня вербовать?
— А кто тебе поверит? — спросил он, коротко хохотнув и сделал глоток из банки. Я тоже отпил. Сладковатый напиток приятно щекотал горло. — Тем более, если учесть, что по большому счету ты нагадил не только нам, но и своей семье.
Я не стал ему объяснять в очередной раз, что мои действия были принципиально правильными. Никто из гражданских не должен быть подвержен смертельной опасности от членов якудзы. Никто. Хоть мне и не приходились по нраву дела, которые вела якудза, но кодекс был ясен. Судя по кодексу гражданским можно угрожать, рекетировать, наносить побои для устрашения, но и это все крайние меры. Убийство — вне кодекса. Тем более нанесения вреда
