женщинам и детям.
Да и я не какой-то бандит из подворотни, даже не глядя на факт, что состою в группировке. В своей прошлой жизни я занимался благотворительной деятельностью. В этой тоже буду. Это мои личные принципы жизни. И изменять им я не намерен.
— Это мое последнее слово, Нагаката-сама.
— Упертый баран, kusou… — он нервно дернул головой и затянулся сигарой. — Можешь идти. Считай это происшествие исчерпанным. Доносить на тебя и на твою семью не буду, значит и войну объявлять не станут.
Я с негромким хрустом сжал пустую банку и встал со стула.
— Но ты подумай, Ахиро Кэнтаро член семьи Куджо над моим предложением. Такие люди как ты — быстро идут вверх по лестнице якудзы, если все делают правильно. А я по глазам вижу, что ты из этих, — он постучал себя по виску со шрамом. — Вижу, что ты такой, понимаешь? В отличие от твоего старшего болвана — Куросаки.
Пусть несёт чепуху, сколько влезет. Вся эта пустая болтовня говорит лишь о том, что в его баке вместо головы попросту пусто. Выждав несколько секунд паузы, чтобы не уходить под его речь, я вышел, когда наступила тишина.
За дверью в коридоре Куросаки не было. Судя по всему его выпроводили аж на улицу. Один из охранников отделился и указал мне рукой двигаться к лифту. Я пошел туда рядом с ним.
Вся эта ситуация мне не нравилась от слова совсем. Хотя бы потому, что теперь над моей жизнью висит постоянная угроза со стороны Андо. Да, Нагаката-сама сказал, что войны он объявлять не будет. Но из-за того, что он подсунул мне «предложение» то и ждать он от меня будет ответа, но не молчания. А еще может попытаться на меня повлиять разными способами. Силовыми в том числе. Это не исключено. Это факт, который произойдет скорее рано, чем поздно.
А значит, что жить, как я жил последние полгода вряд ли получится. Придется что-то думать.
Куросаки действительно ждал на улице. Он ходил, как лев запертый в клетку, туда-сюда по тропинке, ведущей к главному зданию.
— Ахиро! — выкрикнул он и направился ко мне ускоренным шагом, после чего положил руки на плечи. — Цел? — спросил Куросаки, разглядывая.
— Сам видишь.
— Вижу. Идем отсюда.
Пройдя по тропинке, мы с ним вышли из ворот, где нас пропустили те самые два бодигарда: чавкающий и с рацией.
Дальше на парковку и в машину, где сразу включили кондиционер. Жара стояла невероятная.
— Что ему надо было? — спросил он, закрыв двери.
— Требовал отрезать мизинец в знак извинения. Как видишь — он все еще при мне.
— И больше ничего?
— Пытался давить на меня. Говорил, что я сделал двум семьям только хуже своим поступком, а тем, что отказываюсь совершать юбицумэ — лишь загоняю себя в могилу.
— Так. И?
— Я сказал, что требовать от меня извинений в таком ключе может только наш оябун, а значит и просить прощения я могу только у него. Мы договорились, что войны объявлять они не будут, но таких проблем больше возникать не должно.
Куросаки смотрел на меня в упор. Я по глазам видел, что с одной стороны он мне верит, но с другой его что-то явно смущало. То ли то, что я вышел целым и невредимым, то ли то, что орущий и психующий Нагаката-сама не верещал так, что его слышно было на улице и даже не разбил окно, выходящее аккурат на ту сторону, где стоял Куросаки.
— Что ж, — сказал он, — значит оно и к лучшему.
Выжав сцепление и воткнув передачу, Куросаки выехал на трассу.
— Нашего лейтенанта нет сейчас на месте. Я доложу ему позже сам.
Я кивнул, глядя на дорогу и размышляя о том, как бы мне лучше найти выход из положения.
— Тебя подкинуть куда-то? — спросил он.
— До Старейшего Дома. Там мой мотоцикл стоит, а дальше я сам.
— Без вопросов, младший.
Он включил магнитолу, из которой по неведомой мне причине играла назойливая мелодия из старого фильма под названием «День Сурка». «Ай гот ю бейб» напевали голоса. Я рефлекторно потянулся и сделал немного тише. До базы доехали молча.
Куросаки обнял меня на прощание и похлопал по спине, после чего я вышел из машины и, вытащив ключи из заднего кармана, сел на своего железного коня. Провернул ключи в замке зажигания, мотор привычно взревел, а сам аппарат завибрировал. Я убрал подножку, надел каску и направился домой. Сонливость наваливалась все сильнее.
Как бы я не хотел это оспаривать, а наличие женщины в доме (если она не пилит тебе мозги и не сидит на шее) здорово упрощало жизнь. Вот так приезжаешь уставший, как собака, а внутри уже пахнет жареным рисом с лососем и свежеприготовленным салатом.
Чувствует она, что ли, что я скоро буду?
— Ахиро, — сказала она, — ты вернулся!
Кирико была одета в домашнее. Не в то вечернее ее любимое белье, от которого у любого нормального мужчины трусы обычно начинают приобретать выпуклую форму, а короткие розовые шорты из бархатной ткани, тапочки с заячьими ушами, футболка на двух тонких прозрачных бретельках и плотная спортивная повязка на лбу.
Видимо во время готовки ей настолько жарко, что пот заливает глаза.
Хотя, не мудрено, кондиционер в доме давно сломан, а обычным вентилятором тут не спасешься.
— Вернулся, — кивнул я. — Ты отдала деньги?
Она поникла в лице, словно хотела услышать что-то совершенно другое с порога, а не вопрос о задаче, которую я поставил ей рано утром по телефону.
— Да, отдала.
— Спасибо большое, Кирико-тян. Ты здорово меня выручила. Что ты готовишь?
— Как ты любишь! Рис с овощами, свежий салат и немного рыбы. Я по пути зашла в супермаркет, там как раз была акция…
— Какая ты молодец, — я прошел мимо и мягко потрепал ее по голове, словно младшую сестру.
Этот жест ее крайне сбил с толку, потому что Кирико зависла и не знала как себя вести дальше.
— Рис подгорит, — сказал я, прикрывая глаза от смешка, который тихо сорвался с губ.
— Ой! — она развернулась и стала усердно скрести деревянной лопаткой по казанку.
Я достал из холодильника бутилированную воду, открыл ее и сделал несколько глотков, после чего поставил на место. Глаза буквально смыкались сами по
