них на территории страны находится столь «опасная преступница», которой грозит, по сути, пожизненное. Потому и послали меня в заведение строгого режима. Кабы чего не вышло.
Единственное, что мне постоянно во всех тюрьмах приходилось выбивать с боем, – это подходящее питание. И здесь так же. Я вегетарианка, и это не блажь или некий закидон. И в Вантаа, и в Хя́меэнли́нне первые недели мне приходилось недоедать, чтобы начальство тюрьмы получило необходимые документы. Недостаточно просто сказать, что ты не ешь свинину по религиозным соображениям, – нужно подтверждение религиозного департамента. Нельзя просто сказать, что ты вегетарианка, – нужно подтверждение медицинского департамента. И так далее. Конечно же, бюрократия всему голова. И Великий шелковый путь – по разным инстанциям необходимые бумаги проходят не по щелчку пальца. Я видела заключенных, которые пытались прикидываться евреями, потому что кошерное питание в тюрьмах – самое лучшее. Голь на выдумки хитра, не иначе. Так что я жду очередного разрешения на подходящее для меня питание. А немного голодать я уже привыкла. Еще чуть-чуть – и все будет хорошо. И сытно.
Ко мне приезжал Яли. Переговорная комната со стеклом и трубкой. Но это было неважно. Самое важное – это увидеть вживую человека, первого человека, который искренне хотел мне помочь. Вызволить из этих серых сумрачных стен. И я была вновь поражена. Он пообещал помочь с жильем в Финляндии. Он сравнивает мою ситуацию с историей Джулиана Ассанжа и удивляется, почему его дело получило огромную огласку и поддержку в СМИ, а мое – нет. Он уже написал множество писем в различные государственные инстанции, добиваясь отсрочки моей экстрадиции. И не собирается останавливаться на этом. Он собирается взяться за дело со всеми силами. Я спросила, может ли он представлять мои интересы в суде. К сожалению, у него нет юридического образования, чтобы стать моим адвокатом. Но, учитывая его огромный опыт в дипломатических делах, он станет мне незаменимым соратником. После встречи с ним я заплакала. Потому что впервые со времени заключения столкнулась с такими теплотой и участием.
Как ни удивительно, но такой же радостью и эмоциями, как и встреча с Яли, меня наполнило одно, казалось бы, незначительное событие. Когда меня поместили в камеру, я сразу же подошла к окну. Там было огромное, практически панорамное окно. Толстые пуленепробиваемые стекла. Конечно же, окно не открывалось, но там была узкая металлическая створка. Она открывалась. За ней была железная вставка с множеством маленьких дырочек для поступления свежего воздуха. В предыдущих моих тюрьмах подобного не было. И это было большим подспорьем и успокоением для глаз. И вот, подойдя к окну, чтобы в очередной раз насладиться видом такой близкой и далекой свободы, прямо под окном я увидела его… Там сидел огромный сероватый заяц с пушистой шерсткой. Он шевелил усиками и обнюхивал воздух. И тут меня пробило. Я плакала и не могла остановиться. От всего. От горя, от счастья, от всего, что со мной происходит. После всех этих ужасных историй моих сокамерниц и равнодушия со стороны всех и вся для меня было сладким наслаждением увидеть это создание. Наивное, невинное, невероятно милое, чистейшее существо. Если бы я в тот момент имела возможность прикоснуться к нему, погладить за ушками, не было бы цены моему счастью! Но в моем положении это и так было чудом. И я радовалась ему.
Возможно, это инфантильно. Неразумно. Глупо. И по-детски. Но я почему-то верю, что этот заяц – предвестник чего-то хорошего. С улыбкой на лице и зайцем за окном я отправляюсь спать.
7
Я была права! Заяц все-таки принес мне хорошие вести! Мне дали работу, и теперь я могу покидать пределы своих четырех стен не на жалкий час в день. И помогла этому, как ни странно, моя бабушка. Она была педагогом по трудовому обучению – и она научила меня вязать, печь блины и прочим житейским, женским, полезным навыкам и радостям.
Скрежет ключа в железной двери, дверь открылась, в камеру зашла тюремный надзиратель.
– Хочешь работать?
– Что нужно делать? – спрашиваю я, стараясь сдержать крик: «Да все что угодно, только выпустите меня из этого места на подольше!»
– Вязать умеешь?
– Да, пойдемте, чем вязать – спицы, крючок – все могу! – Тут я уже не сдерживаюсь.
И теперь я могу проводить вне камеры целых 6 часов в день! Я готова пуститься в пляс. Работа позволяет здорово сократить постоянные приступы самоедства, самокопания и одиночества.
После работы я сижу в общем помещении и собираю пазлы. В тюрьме с развлечениями негусто – а как иначе, если подумать. Увеселительным заведением это не назовешь. Есть еще карты и скрабл. И все. Я обычно тихонько сижу, копаясь в пазлах. Это меня успокаивает и отвлекает от всего на свете. Никогда ими особо не увлекалась, но здесь открыла для себя их истинную ценность.
Яли продолжает мне помогать. Он помог с жильем в Финляндии. Я передаю ему часть прав, чтобы он мог представлять и защищать мои интересы. Он становится моим доверенным лицом. В полном смысле этого выражения. Тем человеком, который мне так необходим в это время. Следующее судебное заседание будет проходить уже онлайн. Но я буду к нему готова. Я надеюсь получить допуск в библиотеку, чтобы начать штудировать международное законодательство. В особенности меня интересует Европейская конвенция по защите прав человека…
Я начала учить финский язык. Иначе никак. Так как учебников никто мне выдавать не собирается, я слушаю. Впитываю. Повторяю. Мне необходимо самой понимать, что в тех документах, которые мне выдали на финском языке. Хотя Яли мне и объяснил, но я хочу знать сама. Не то чтобы я ему не доверяю, нет. Мне важно знать самой – в этом все дело. Шаг за шагом одерживать маленькие победы, завоевывать кусочки махонького счастья. Тогда я ощущаю, что я живу не зря, что я борюсь за саму себя. У меня был момент отчаяния в Хя́меэнли́нне. Когда я сидела и дрожала в холодной облезлой камере. За окном – беспросветная темнота леса, за дверью – стены, покрытые плесенью и грибком, из звуков – завывания волков. И я, окруженная всем этим. И в один момент мне стало страшно потерять себя. Холод стен, заиндевелость потолка, мрачность окон с железными решетками, жесткость кровати, а где же я во всем этом? Не потеряюсь ли? Не сломаюсь ли? Нет, конечно, я не думала о том, чтобы лечь, замерзнуть и не просыпаться больше. Малодушием я никогда не страдала. Но страх – не самое рациональное ощущение, он настигает исподволь. Порой совсем нежданно и беспричинно. И ему чуть не удалось
