— Командир, извини, командир! — успокаивающе подняв руку, пробормотал Димарик, и со всей пролетарской любовью попробовал стряхнуть с «горки» Кузнецова налипшие на неё небольшие куски грязи — своей совершенно уляпанной грязью перчаткой.
Не сразу понявший намерения Маркитанова Кузнецов не успел среагировать, и мелкие точки, успешно растёртые Димариком, превратились в обширные глиняные разводы. Олег с тоской посмотрел на это гадство и молча махнул рукой:
— «Продолжаем движение».
«Всё равно дождём смоет», — не желая сильно огорчаться, трезво рассудил он и, пропустив Маркитанова вперёд, шагнул следом. Поднявшийся на ноги Лисицын что-то зло выговорил проходящему мимо Димарику, но тот, вопреки своему обыкновению, не разразился ответной тирадой, а лишь виновато разведя руками, поплёлся дальше. Когда радист случайно повернул голову в сторону Кузнецова, тот сразу всё понял: на носу радиста виднелась широкая царапина, оставленная прикладом пулемета, от него же под правым глазом расплывалось темное пятно синяка…
По нужным координатам они добрались, когда уже начало смеркаться. На этот раз Борисов сам контролировал выбор мест расположения троек. Наконец, когда уже совсем стемнело, он возвратился к занимающемуся устройством днёвки Кузнецову.
— Нормально, — закрепив крайний угол плащ-палатки, старший лейтенант довольно потёр руки. Двухместная «хижина дяди Тома» была готова. Допустив такое сравнение, Олег невольно усмехнулся: «Мавр» в хибаре американского негра…
— Коврики слегка внахлёст клади, чтобы не расползлись, — посоветовал майор, нагнувшись к сидевшему на корточках Олегу. — Спина к спине прижмёмся и моей плащ-палаткой накроемся. А я пока пончо сверху твоего шалаша кину, — он зашуршал в своём рюкзаке, отыскивая позаимствованное у старшины пончо и, несмотря на вновь усилившийся ветер, одним движением накинул его поверх плащ-палатки Кузнецова.
— Ну, вот и всё, — пришпилив затрепыхавшееся углы заранее заготовленными штырьками к земле, майор оглядел дело рук своих и, кажется, остался доволен.
— Переодеваться будешь? — спросил он закончившего укладывать коврики и выглянувшего из дневки группника.
— Пока нет, — отрицательно помотал головой тот, — мне ещё охранение проверять.
— Переодевайся, — посоветовал Борисов, — хоть немного согреешься. А проверять… — казалось, он задумался, — всё равно долго ходить не будешь. Свитер не успеет промокнуть, а горка — хоть так, хоть так всё равно насквозь. Так что я тебе говорю, переодевайся.
— Да в принципе… — старлей махнул рукой, что, по-видимому, должно было означать согласие и, нырнув в дневку, принялся рыться в своём рюкзаке, выискивая сухие, тщательно сложенные в пакеты вещи, а заодно вытаскивая из кармашков хлебцы и консервы, приготовленные для ужина. Взяв свитер и тельняшку, он выбрался наружу и принялся переодеваться.
Остывшая кожа почти не ощутила падения холодных капель, когда Олег, расстегнул и скинул разгрузку, поспешно сбросил с себя горку и резким движением стащил через голову липнувший к телу тельник. Надеть сухую тельняшку оказалось гораздо сложнее: нижний край скатывался, никак не желая сползать по мокрой, липкой от дождя и пота спине.
— Помоги, — попросил Кузнецов сидевшего под брезентовым навесом старшего радиста рядового Кошкина. Второй радист или радист N2, свернувшись калачиком, лежал тут же, на расстеленных под навесом ковриках и, кажется, уже спал.
Кошкин нехотя приподнялся, выпростал спрятанную на груди под плащ-палатку руку и, ухватившись за нижний край командирского тельника, потянул его вниз.
— Спасибо, — старлей скорее подумал, чем произнёс это слово прыгающими от холода губами и, поспешно взяв свитер, одним движением натянул его на вздрагивающий торс. Затем облачился в мокрую горку и лишь тогда, скинув обувь, быстро стащил штаны, надел зимние офицерские подштанники, а поверх вновь во всё те же штаны от горки. Разгрузку он надевал и застегивал уже сидя в импровизированной палатке. Дрожь сотрясала всё тело. Рядом ворочался уже полностью одевшийся и снарядившийся Борисов. Олег слегка распустил лямки разгрузочного жилета, натянул на голову сухую шерстяную шапочку и, прижавшись спиной к замкомбата, накрылся брезентовой плащ-палаткой.
Более массивный, а значит и более холодоустойчивый Борисов уже спал. Его спокойное, изредка всхрапывающее дыхание было едва слышно. Но, тем не менее, заполняя внутреннее пространство дневки, оно не давало чувствующему, как холод начинает забираться всё глубже и глубже, Олегу, сосредоточиться на чем-то, как ему казалось, важном, на чем-то, что непременно нужно было вспомнить и сделать. Он приподнялся на локтях и неожиданно для самого себя увидел чёрнокожую девушку. «Странно, — подумал он, — откуда здесь могла взяться негритянка?» Девушка стояла у ближайшего дерева и тянула к нему свои руки. Неожиданно он заметил, что она совершенно нагая. Даже сквозь темноту окружающей ночи он видел, как лоснится под дождём её кожа, как блестят двумя маленькими звездочками её острые соски. Олег, приподнявшись, сел и только хотел подняться, что бы шагнуть ей навстречу, как в её черных ладонях сверкнул узкий, остро оточенный нож. «Наемница» — мысль холодом прошла по спине и заставила вздрогнуть всё тело. Стальной клинок, рассекая воздух, устремился к его груди. Старлей попытался отпрянуть в сторону и внезапно понял, что это сон, никакой девушки, никакого ножа нет, и не было. Олег окончательно проснулся. Тело сотрясалось от дрожи, а по натянутому над головой брезенту били порывы налетающего ветра. Олег взглянул на часы. От момента соприкосновения его головы с ковриком прошло минут сорок. Страшно хотелось есть. Группник протянул руку и коснулся пальцами приготовленной для ужина банки с рисовой кашей. Чуть сместившись, нащупал ложку и пачку галет. Положив всё это перед собой, он достал из разгрузки нож и двумя уверенными движениями вскрыл крышку. В холодном воздухе распространился запах жира и специй. По-прежнему стуча зубами, Кузнецов устроился поудобнее и начал есть. Когда с кашей было покончено, он отложил пустую банку в сторону, вытер о приготовленную салфетку нож и ложку и, осторожно выбравшись из дневки, встал на ноги.
Дождь лил по-прежнему и, судя по всё усиливающемуся холоду, ночка предстояла ещё та… Олег надел капюшон и, взглянув на терпеливо сидевшего подле радиостанции Кошкина, пошёл проверять боевое охранение.
Насквозь промокшие бойцы, соорудив навесы и завернувшись в плащ-палатки, пытались согреться и хотя бы немного поспать. Куда там! Вымотанное за день тело, хотя и подпитанное холодными кашами и тушёнками, никак не могло найти в себе достаточного количества энергии. Иногда всё же бойцы проваливались в темень сна, чтобы несколько минут спустя проснуться от бьющей, сотрясающей тело дрожи. Не лучше было и тем, кто оказался в охранении. Кузнецов почти физически ощущал исходящее от бойцов ощущение бесконечного холода. Сам донельзя замёрзший, он чувствовал, как задеревенели сжимающие оружие пальцы, как вздрагивают чуть приподнятые над землёй плечи, как кривятся посиневшие губы, и как непрестанно выбивают дробь зубы.
Осторожно ступая по непроглядному в ночи лесу, старший лейтенант добрался до тыловой тройки.
