лабораторию, выудил из серебристого кейса визитную карточку и протянул Мэри.
Она взяла её, смутившись того, что рука предательски дрожит. Карточка гласила:
«Синерджи Груп»
Дж. К. (Джок) Кригер, доктор наук.
Директор
Там был логотип: изображение земного шара, аккуратно разделённого надвое. На левой половине океаны были чёрные, а континенты – белые, на правой – наоборот. Почтовый адрес указывал на Рочестер, штат Нью-Йорк, а адрес электронной почты оканчивался на «.gov», что означало принадлежность организации к правительству США.
– Чем могу помочь, доктор Кригер? – спросила Мэри.
– Я директор «Синерджи Груп», – сказал он.
– Да, я прочитала. Никогда не слышала о такой.
– Пока о нас никто не слышал, и мало кто услышит. «Синерджи» – правительственный аналитический центр, созданием которого я занимаюсь последнюю пару недель. Мы взяли за образец корпорацию «RAND»[4], хотя и в меньшем масштабе, по крайней мере, на текущем этапе.
Мэри слышала о «RAND», но мало что знала о ней конкретного. Но всё-таки кивнула.
– Один из наших основных источников финансирования – INS, – сказал Кригер. Мэри вскинула брови, и Кригер пояснил: – Служба иммиграции и натурализации США.
– Ах, – сказала Мэри.
– Как вы знаете, инцидент с неандертальцем застал нас – застал всех – со спущенными штанами. Всё закончилось фактически раньше, чем успело начаться, а мы первые несколько дней считали, что это ещё одна дурацкая газетная «утка», – как сообщение о встрече с йети или о появившемся на сушёном черносливе лике матери Терезы.
Мэри кивнула. Она сама не сразу в это поверила.
– Конечно, – продолжал Кригер, – есть вероятность того, что портал между нашей и неандертальской вселенными больше не откроется никогда. Но если это всё-таки произойдёт, мы должны быть к этому готовы.
– Мы?
– Правительство Соединённых Штатов.
Мэри почувствовала, как её спина напряглась.
– Портал открылся на канадской территории, так что…
– На самом деле, мэм, он открылся в миле с четвертью под канадской территорией, в Нейтринной обсерватории Садбери, которая является совместным проектом канадских, британских и американских организаций, включая Университет Пенсильвании, Вашингтонский университет, а также Лос-Аламосской, Лоуренсовской и Брукхейвенской национальных лабораторий.
– О, – сказала Мэри. Она этого не знала. – Но шахта «Крейгтон», в которой находится обсерватория, принадлежит Канаде.
– Точнее, канадской публичной корпорации «Инко». Но послушайте, я здесь не для того, чтобы спорить о суверенитете. Я просто хотел дать вам понять, что у США есть законные интересы в этом деле.
– Хорошо, – ледяным тоном ответила Мэри.
Кригер помолчал; он явно чувствовал, что слишком уклонился от темы.
– Если портал между нашей и неандертальской вселенными снова откроется, мы хотим быть готовыми к этому. Защита портала не выглядит большой проблемой. Как вы, возможно, знаете, на командование двадцать второго крыла канадских ВВС, которое базируется в Норт-Бей, возложена задача обеспечения безопасности портала от вторжения или террористических атак.
– Вы шутите, – сказала Мэри, хотя и подозревала, что вряд ли.
– Нет, не шучу, профессор Воган. И ваше, и моё правительство относятся к ситуации очень серьёзно.
– А какое отношение к этому имею я? – спросила Мэри.
– Вы идентифицировали Понтера Боддета как неандертальца на основании анализа его ДНК, так?
– Да.
– С помощью такого рода анализа можно идентифицировать любого неандертальца? Можно ли надёжно определить, что данное лицо является неандертальцем или человеком?
– Неандертальцы и есть люди, – сказала Мэри. – Мы принадлежим к одному роду Homo. Homo habilis, Homo erectus, Homo antecessor – если считать его отдельным видом – Homo heidelbergensis, Homo neanderthalensis, Homo sapiens. Все мы – люди.
– Признаю свою ошибку, – Крикер кивнул. – Как мы должны себя называть, чтобы отличить нас от них?
– Homo sapiens sapiens, – ответила Мэри.
– Длинновато, не правда ли? – заметил Кригер. – Кажется, я слышал, что нас иногда называют кроманьонцами. По-моему, вполне подходящий термин.
– Технически он относится лишь к отдельной верхнепалеолитической популяции анатомически современных людей, обнаруженных на юге Франции.
– Тогда мы возвращаемся к предыдущему вопросу: как нам себя называть, чтобы отличить себя от неандертальцев?
– У народа Понтера есть термин для обозначения ископаемых людей их мира, похожих на нас. Они называют их глексенами. В этом есть определённая симметрия: мы называем их именем, которое придумали для их ископаемых предков, а они нас – именем, которое придумали для наших ископаемых предков.
– Как вы сказали? Глексены? – Кригер задумался. – Хорошо, думаю, это подойдёт. Могут ваши методы анализа ДНК провести границу между любым неандертальцем и любым глексеном?
Мэри нахмурилась:
– Сильно сомневаюсь. Внутривидовая вариативность очень велика, и…
– Но неандертальцы и глексены – это разные виды, наверняка существуют гены, которые есть только у них или только у нас. Например, ген, который отвечает за надбровный валик.
– О, у многих из нас, глексенов, тоже есть надбровный валик. К примеру, он довольно часто встречается у мужчин из Восточной Европы. Конечно, его двойной изгиб характерен именно для неандертальцев, но…
– А что насчёт треугольных выступов в носовой полости? – спросил Кригер. – Я слышал, что это отличительная черта неандертальцев.
– Да, это так, – сказала Мэри. – Если вы готовы заглядывать каждому человеку в нос…
Кригеру было не до шуток.
– Я думал о том, что вы могли бы найти отвечающий за них ген.
– О, возможно, хотя они сами, вероятно, уже его нашли. Понтер дал понять, что они уже давно завершили свой проект, аналогичный нашему «Геному человека»[5]. Но вообще, да, я могла бы поискать диагностический маркер.
– Правда? И как скоро?
– Не торопитесь, – сказала Мэри. – У нас есть ДНК четырёх доисторических неандертальцев и одного современного. Исследовательская база узковата.
– Но вы всё же могли бы это сделать?
– Возможно. Только зачем?
– Как много времени это займёт?
– С тем оборудованием, что у меня есть, и если я не буду ни на что отвлекаться, – вероятно, несколько месяцев.
– А что, если мы дадим вам всё необходимое оборудование и персонал, которые потребуются? Что тогда? Деньги – не проблема, профессор Воган.
Мэри почувствовала, как её сердце убыстряет бег. Будучи канадским учёным, она никогда в жизни не слышала таких слов. У неё были друзья, которые после защиты уехали на постдок в американские университеты; они часто рассказывали про пяти– и шестизначные суммы грантов и новейшее оборудование. Исследовательский грант самой Мэри составлял жалкие 3200 долларов. Причём, разумеется, канадских.
– Ну, с неограниченными ресурсами, я думаю, это можно провернуть довольно быстро. Если повезёт, то за несколько недель.
– Отлично, отлично. Займитесь этим.
– Хм, при всём уважении, доктор Кригер, я гражданка Канады. Вы не можете говорить мне, что делать.
Кригер мгновенно дал задний ход:
– Конечно нет, профессор Воган. Прошу прощения. Мой энтузиазм бежит впереди меня.
