профессор положил папку на письменный стол и пододвинул к себе клавиатуру.
«Дорогой Филалет!
Теперь, мне кажется, настало время обсудить некоторые практические моменты. У тебя может сразу возникнуть вопрос: о какой практике идёт речь? Действительно, в рамках того, что я писал тебе раньше, алхимия являет собой метод, или же – в узком смысле – технологию; к чему следует её применить? Как уже было сказано, это определяется, прежде всего, конкретными целями оператора, а также его склонностями и врождёнными качествами.
Есть две типичные ошибки, кои делают начинающие при оценке алхимической практики. Первая скорее очевидна – людям, продвинувшимся в этом искусстве чуть дальше статьи в энциклопедии, начинает казаться, что всякий, проводящий время в лаборатории среди тиглей и реторт, является презренным раздувателем угля, «закопчённым мотыльком», над которым можно посмеяться вместе с автором Алхимической оды; однако прежде, чем присоединяться к чьему-либо веселью в нашем саду, следует как минимум обладать таким же знанием доктрины, каким обладал написавший её Красселаме (или скрывавшийся под этим псевдонимом Сантинелли). Неумелое использование вульгарного огня или химической посуды вследствие недостаточного понимания герметического учения не является поводом для насмешек над лабораторной практикой как таковой; тот, кто не осознаёт этого, похож на человека, смеющегося над виноделием только потому, что он видел неуклюжие пируэты пьяного на улице. Дурную службу в сём деле сослужили труды одного швейцарского психолога, который выбрал алхимическую литературу полигоном для своих умозрительных построений. Ничто так не завораживает современного читателя – в большинстве своём малообразованного, несмотря на «дипломы» – как эрудиция автора, независимо от того, для чего она используется и к какому результату приводит. Дилетантские рассуждения о герметической доктрине, занимающие сотни страниц, написанных «научным языком», и снабжённые внушительной библиографией, ссылками и загадочными иллюстрациями, заменили собой прабабушкины «сонники» – точно так же, как психоаналитики и различные «психологические группы» пришли на смену вышедшим из моды медиумам и спиритическим сеансам. В этом заключается вся правда о новом «алхимическом возрождении», толчок которому будто бы дала современная психология (хотя, безусловно, благодаря ей книгоиздатели теперь могут выпускать подлинные герметические трактаты не в убыток себе: что ж, во всём происходящем есть смысл, и в этом мире всегда будут те, кого ловко дурачит юноша в крылатых сандалиях).
Другая ошибка заключается в отождествлении жеста и собственно Делания. Писавший весьма сомнительные вещи на тему внутренней алхимии Израэль Регарди после первого же посещения лаборатории Альберта Риделя сказал следующее: «Не более нескольких минут понадобилось мне, чтобы осознать, насколько самонадеянным я являлся, безапелляционно утверждая, что алхимия может быть лишь психической и духовной. Всё, чему я стал свидетелем здесь и повторил затем сам, достаточно для того, чтобы с уверенностью сказать: настаивая исключительно на мистической интерпретации алхимии, я сослужил очень плохую службу древним мудрецам и философам». Такая самокритика, несомненно, похвальна; однако трудно сказать, что же в конечном итоге приобрёл обращённый в новую веру Регарди – кроме ожога лёгких, разумеется. При ближайшем рассмотрении, замена психоаналитической кушетки лабораторией сущностно является сменой декораций, в которых главное действующее лицо – оператор – чаще всего продолжает играть всё тот же спектакль с тем же печальным финалом.
Любые действия, совершаемые алхимиком – инвокации, медитации, ритуалы, дыхательные упражнения, операции с физическими субстанциями в лаборатории – согласно традиции, называются жестом и носят вспомогательный характер. Алхимия преследует трансцендентную цель, и в этом смысле изготовление некоего порошка, способного трансмутировать физические субстанции (каковой результат достижим, как тебе известно), может быть лишь промежуточным и, к тому же, необязательным этапом. Во всякой инициатической практике, какой бы традиции она не отвечала, никогда не следует гнаться за синицей; нужно всегда видеть впереди журавля, и тогда синица сама попадёт тебе в руки – если только ты вложишь все свои силы, весь свой талант и отвагу в преследование этого журавля. Однако тут необходимо помнить, что язык бо́льшей части алхимической классики является языком спагирии, и для того, чтобы понимать вполне алхимические трактаты – то есть, в традиционном смысле понимания – необходимо знать спагирию, чему хорошей опорой служит спагирический жест. Термин спагирия происходит от греческих слов σπάω («извлекать») и άγείρω («соединять»), что является краткой репрезентацией алхимической парадигмы: в этом смысле, алхимия действительно может быть названа спагирическим искусством, поскольку в какой бы сфере единой Реальности ты не применял алхимические принципы, твои действия будут сводиться к спагирическим операциям, и знание таковых в узком смысле лабораторной практики принесёт тебе ощутимую пользу. Кроме того, ты не должен забывать, что субстанции, получаемые в ходе успешных лабораторных манипуляций, могут использоваться как вспомогательные средства или катализаторы, обеспечивающее эффективность внутренних преобразований таким же образом, как способствует им правильно выбранная астрологическая обстановка; такой субстанциальный «костыль» представляет собой неотъемлемую часть многих западных и восточных традиций.
И всё же, если ты спросишь меня, составляют ли лабораторные опыты обязательный компонент Делания, я отвечу отрицательно. Никакие манипуляции – будь то ритуал, аскеза или лабораторная практика – не являются формально необходимыми в нашем деле. Алхимия – искусство и метод, и сколько существует людей, столько существует потенциальных стилей и приложений. Однако следует сказать, что операции в области тонкой материи, слагающей человеческую индивидуальность, наиболее трудны, и далеко не все операторы от рождения обладают нужными для них способностями. Как тебе должно быть известно, в алхимии различают два основных пути, согласно традиции, называемых Влажным и Сухим – via humida и via sicca. Второй из них короче, поскольку на нём отсутствует длительный этап ферментации в ходе Первой Работы, по каковой причине такой способ получения Философского Камня ещё именуют ars brevis; однако сия тропинка в большей степени трудна и опасна. Считается, что успешно преодолеть её может лишь делатель царского рода, или принц крови, что следует понимать не в обыденном смысле, конечно; речь идёт о наличии рыцарской доблести, особого кшатрийского духа – который, оговорюсь, в нашем деле необходим всегда, но доставшаяся нам по рождению доля его не всегда бывает достаточна для достижения успеха на via sicca. При этом Вторая Работа на Влажном пути, начиная с проявления классической последовательности цветов, не отличается принципиально от последних этапов ars brevis; можно сказать, что на указанных путях различается лишь приготовление компоста, за которым следует общая фаза высиживания философского яйца. В таком смысле лабораторный жест в целом – по отношению к субъекту – можно уподобить Первой Работе Влажного пути, каковому этапу на смену приходит цикл внутренних трансформаций, общий для всех путей и венчающий Делание; тех же, кто приходит к данной стадии быстрее, минуя лабораторию и заменяя её иным, более скрытым внутренним жестом, можно назвать «адептами Сухого пути» в расширенном смысле сего термина.
Мы слишком поверхностно знакомы с
