Гонясь за этой своей формой и обливаясь потом, он и выработал себе тот специфический мускусный запах, который Пёс тут же узнал. Этот запах тоже был знаком ему по свалке. Так пахли отходы с живодёрни. Овечьи шкуры, вялящиеся на солнце. В своё время Пёс очень интересовался этим запахом, но Чёрная Морда запретила ему приближаться к овечьим останкам.
– Это пусть чайки жрут, – говорила она брезгливо.
Соответственно, Пёс и к Потному старался не приближаться. К Перечнице тоже. Потому что, пока Потный бегал, прыгал, потел, наращивая мускулы и запах, Перечница развлекалась тем, что вынимала из сумки какую-то причудливую бутылочку и опрыскивалась из неё с утра до вечера. Когда она впервые при нём это проделала, Пёс как раз лежал рядом. И вот она достаёт бутылочку, отвинчивает пробку, фигурную, как церковный купол, и ну опрыскивать голову, плечи, подмышки, все подряд. Несколько капель брызнуло Псу на морду, и на него напал ужасный чих. Он чихал до слёз, просто хоть помирай. Как будто ему в ноздри набили перца.
И так громко, что Пёс кинулся искать убежища в ногах Пом.
– Что ты сделала МОЕЙ собаке? – немедленно спросила Пом голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
– Да ничего я ему не делала, моя куколка! Это он тут заразу распространяет, дрянь такая!
– Моя собака – не дрянь, – возразила Пом с этакой улыбочкой, – и не советую никому называть МОЮ собаку дрянью.
А потом вскочила и принялась бегать с Псом за чайками. Серебристые брызги взлетали к небу, не говоря уж о белых вспышках крыльев. Это было красиво. Пёс носился как угорелый. Но случалось, вместо взлетающей чайки в синеве неба ему виделось нечто другое. Белое. Железное. Тяжёлое. Оно падало, кувыркаясь в воздухе. Тогда Пёс останавливался как вкопанный, и из груди у него вырывался протяжный вой, как тогда, у трупа Чёрной Морды. А потом ему снова виделся последний взгляд Лохматого, и он выл и выл, пока Пом не обнимала его, не прижимала к груди и не окутывала своим тёплым укромным голосом.
Глава 16
Ещё одно хорошее воспоминание тех первых дней – крестины.
В тот вечер приятели по кемпингу собрались у прицепа Потного и Перечницы. (Тут они и отдыхали каждое лето, в этом кемпинге. Под Ниццей.) Жара была ужасная, но они все равно развели костёр. Чтоб веселее было. Пёс никакого веселья в этом не видел. Только лишний жар. Составили вместе четыре или пять столов, завалили их всякой едой, натыкали целый лес бутылок. Все уселись вокруг столов, а Пёс на коленях у Пом. А Пом на почётном месте. Наверное, поэтому Потный весь вечер называл её «моя маленькая королева». А ещё – судя по всему, причиной тому были бутылки – все чем дальше, тем самозабвенней пели. Пёс не находил в этом никакого благозвучия. Только лишний шум. Вообще он отчаянно трусил. Ему никогда ещё не доводилось видеть (да и слышать) столько людей разом. Он съёжился на коленях у Пом, стараясь стать как можно меньше. Чтобы про него забыли. Но это не помогло. Потный вдруг поднял стакан повыше и закричал:
– Рано расслабились, ну-ка, надо ещё окрестить эту животину!
(«Животина» – это был Пёс.)
– Верно! верно! дать ему имя! – загалдели гости, которые всегда соглашались с Потным. Пом покрепче прижала к себе Пса.
– А ты что на это скажешь, моя маленькая королева?
– Посмотрим, – сказала Пом, не связывая себя более определённым ответом. – Какое имя вы хотите предложить?
Тут наступило великое молчание. Об этом никто как-то не подумал. А в самом деле, погодите-ка, вот ведь чёрт, как же его назвать-то? И впервые в жизни Пёс увидел, как люди мыслят. Ужасно интересно. Они смотрели сперва друг на друга, поднимая брови и пожимая плечами, потом, каждый сам по себе, смотрели в пространство, подперев рукой подбородок, потом чесали в затылке, потом шаркали ногами и, наконец, все как один поворачивались к Потному и спрашивали, что он придумал.
– Ещё думаю, – отвечал Потный.
И все снова принимались мыслить.
Пёс должен был признать, что вечеринка не лишена интереса. Когда Потный мыслил, он становился очень забавным. Лоб у него собирался складками, как у бульдога, а нижняя челюсть выдвигалась вперёд. Того и гляди клыки покажутся, и станет слышно, как скрипят мозги. Лицо становилось ещё краснее, чем обычно. Все гости молча смотрели на него. Это продолжалось довольно долго. Наконец Потный торжественно объявил:
– Придумал.
Все в один голос:
– Ну? Давай! Ждём! Какое имя?
Он отхлебнул вина и сказал:
– Медор!
Отхлебнул ещё глоток и спросил:
– Ну, что на это скажете?
Все дружно зааплодировали.
– Годится! Здорово! Красота! Так оригинально!
Потный смотрел на Пом с нескрываемой гордостью. Но не успел он и рта раскрыть, чтоб спросить, согласна ли она на Медора, Пом ответила очень просто:
– Нет.
(Пёс вздохнул с облегчением.)
– Нет? Но почему же? – спросила Перечница в надежде как-нибудь избежать препирательств.
– Потому что в жизни никакую собаку не зовут Медор, только в книжках. К тому же Медор – это старо. Вот почему нет. А «нет» – это значит «нет».
Последовало неловкое молчание, только посуда звякала. Чтобы как-нибудь прервать его, кто-то предложил:
– Тогда, может, Милу?
– Нет, – отрезала Пом. – Милу – то же самое: это не собачье имя, это имя картинки.
Новая порция молчания. До всех начинало доходить, что придумать собаке имя, оказывается, не так-то легко. Прежнего веселья уже не чувствовалось. Казалось, над застольем нависла какая-то туча. Главным образом над головой Потного. Чёрная туча, которая вот-вот разразится молниями. Тут все, как один, бросились головой в омут:
– Рекс! – предлагал один.
– Принц! – подсказывал другой.
– Милорд! – выкрикивал третий.
– Вольф! Верный! Султан! Трезор! Паша! Барон!
На каждое предложение Пом отвечала просто:
– Нет.
Иногда она снисходила до объяснений:
– Это имя не звучит. А это слишком простецкое. А это какое-то выпендрежное. А так каждую собаку зовут.
И так далее, пока чёрная туча над головой Потного не лопнула:
– Ну ладно! Сама тогда придумывай, раз ты такая умная! Давай-давай, что ж ты? А? Никак не придумаешь? Ну? Мы ждём?
– Пёс, – просто сказала Пом.
– Понятно, что пёс, а дальше? Какое имя ты этому псу даёшь?
– Моего пса будут звать Пёс, – терпеливо объяснила Пом.
