мне сигнал, я встал.
— Снято!
Вот и вся моя роль. Дальше меня играл лев-дублер, который что-то другое умел в отличие от меня. Или снимали его с другого ракурса, в другом плане, я не разбирался, я вообще ничего не понимал, всего, что вокруг происходило, да я и не заморачивался, если честно. Мне надо только команду выполнить и получить вкусняшку, вот и все.
Михаэль пришел, поставил стул с той стороны вольера, взглянул на меня и сказал:
— Эльф, послушай, я тут сценарий нашел, закачаешься, ну прямо про тебя! Вот послушай. Это история об алхимике, его убили из-за наследства, но перед смертью он отлил из бронзы статую льва и заклял её так, что она должна оживать по ночам, и тогда в дом ужасов никто не въедет. Ну как тебе, Эльф? Эта история называется «Бронзовый лев», ну точно про тебя, даже перекрашивать не надо, ты и так весь как бронзовый. Согласен? Будем сниматься?
Я не ответил, я слышал и слушал голос, слов я не понимал.
— Начали!
Я встаю в позу статуи, замираю, потом по приказу Михаэля «оживаю» и спускаюсь с постамента, иду по коридору, в конце его роняю рыцарские доспехи. На шум выбегает жилец и замирает при виде меня.
Другой эпизод. Я вхожу в спальню, подхожу к кровати и смотрю на спящую девушку, любовь алхимика, чей дух я играю. Здесь крупным планом снимают мою морду. Стр-р-р-ашная картинка! Зловещий лев немигающим взглядом смотрит на спящую, вот-вот бросится. Но лев вздыхает, поворачивается и уходит…
— Снято! Потрясающе! Молодцы!..
— Молодец, Эльф! Хороший мальчик!
— Михаэль, где ты откопал это чудо?!
— Бесценный лев! Отличные кадры! Даешь Оскара!!!
А я хочу в вольер, в тишину и покой. Съемки меня раздражают…
Слепящий блеск рамп, стрекот кинокамер, вся эта суета сводила с ума, я тщетно пытался хоть что-то понять из окружающих меня запахов, звуков и предметов. Я злился и обижался непонятно на что. Мне постоянно все запрещали, стоило потянуться к чему-то, как меня тут же одергивали, а так хотелось понюхать-лизнуть-куснуть, понять, что это… Так нет же, даже лапой не давали потрогать.
Эх, люди, если боитесь меня, то заприте обратно в клетку, не мешайте мне жить!
А я очень хотел жить, хотел все знать, все понять. Это ведь не моя вина, что вокруг столько интересного, нового, неизвестного.
Михаэль постоянно возил меня на съемки, ну и, естественно, новые места, запахи, предметы. А я живой, мне все интересно.
Временами у нас происходили конфликты, я капризничал, Михаэль злился, кричал.
Я выпускал когти, Михаэль хватался за хлыст. Щелчок и плечо обжигает боль. Я рявкаю по особому, как на охоте, мой рык разносится по студии. Случайно открывается мой талант. Новая дрессировка, и мой рык передается по радио, а на улицах появляются афиши — «Сенсация! Лев-чревовещатель! Спешите видеть! Спешите слышать!».
Порычал, называется…
И вообще, человек оказался жадным, все ему было мало.
Раскрывая мои таланты, он каждый раз искал во мне что-то еще, граня меня, как ювелир — ценный алмаз.
— Ну что ж, Эльф, я не ошибся в тебе.
Друг познается в беде
Объяснения того, что произошло в дальнейшем, нет до сих пор.
Не знаю с чего, но характер у меня внезапно испортился, все чаще и чаще я огрызался и замахивался лапой на человека. Михаэль теперь не решался работать со мной в одиночку, с ним постоянно находился его помощник, молодой человек по имени Кристофер Мильтон.
Хлысты и шамбарьеры постоянно охаживали меня по плечам и бокам.
У меня и так плохое настроение, а тут еще и добавки в виде жалящих ударов, конечно, настроения они не улучшили, скорей наоборот…
И однажды я таки достал, порвал руку Михаэлю. Пиками и цепями меня оттеснили и прижали к стене, подогнали клетку-перевозку, затолкали меня туда, и никого не волновала моя клаустрофобия. Сам же я равнодушно смотрел, как уносят раненого Михаэля. Мне не было стыдно, мне было все равно.
Я лев. И природой мне назначено жить на свободе, охотиться, плодить детей и умереть под палящим солнцем Африки.
А тут меня заставляют делать непонятные вещи, которые никогда не взбредут в голову нормальному льву, например, хлопать в ладоши, лапой об лапу. Зачем??? Или вот, сидеть столбом на задних лапах. Нахрена???
Что-то я не припомню, чтобы это делали львы на свободе.
Вся эта муть называется дрессировкой, и она почему-то очень важна для человека. И ему не приходит в голову хотя бы задуматься, а надо ли это мне?
Что мне страшно садиться столбом, страшно принимать неестественную позу, страшно прыгать сквозь огонь и бумажный обруч.
Но ты хозяин, тебе виднее, тебе это зачем-то нужно…
И снова хлыст. И снова меня обжигает боль. И я подчиняюсь, потому что мне некуда деваться, я полностью в твоей власти…
— Все, Крис, для съемок он больше не годится, только в цирк.
Мой сосед-лев Грегор бросил на меня сочувственный взгляд, вздохнул и отвернулся, пантеры Шах и Лета в страхе прижались друг к дружке.
По словам Грегора, цирк — это последний круг ада для зверей. И не известно, что меня там ожидает.
Я не попал в цирк. Не успел…
Михаэль вернулся из больницы, я почему-то не узнал его, ну словно в первый раз увидел! Опять началось мое приручение, я вел себя как дикий, только что пойманный лев.
Два человека стоят возле вольера, в нем лежит лев с остекленевшим взглядом.
— Михаэль, что с ним?
— У него перепад, он дичает и скоро забудет все, что знал и умел.
— Бедняга Эльф, это потому, что он был пойман взрослым?
— Не обязательно, одичать может и пойманный в детстве зверь. Крис, он тупеет и мне нет смысла держать его дальше!
— Продай его. В цирк или зоопарк, хоть какие-то да деньги.
— Я бы… Нет, средств не хватит.
— На что?
— Неважно.
Я лежал, оцепенело глядя в одну точку, и видел маму, Элли, прайд. Видел саванну и стада, видел Виллани. И снова саванна, бескрайняя, залитая солнцем. А потом появился буйвол, он шел ко мне. Я не стал думать, откуда он взялся, главное, что он здесь. Из положения лежа я прыгнул и впился в шею буйвола. Наконец-то! Я охочусь!!! В радостном упоении я рвал его когтями, рвал зубами…
В мозгу что-то щелкнуло, и я очнулся. Как-то не сразу я понял, что терзаю тело Криса. Я отшатнулся и вжался в угол. Ничего не понимаю! Как? Ну
