вещам он был равнодушен, изобретательство давно забросил.
Ну, а самое его главное сокровище было всегда при нем, он с ним не расставался ни днем, ни ночью.
Питер машинально коснулся основания шеи, пробежал пальцами вниз по позвонкам.
Он уже с полчаса стоял на балюстраде «Хрустального лотоса» – еще одно сакральное место, посещаемое достаточно часто. Мест всегда не хватало, последнее время «Лотос» приобрел популярность, но Питер давно сохранял за собой ту самую комнату, в которой когда-то держал его Фэлри. Дверь в «дезьку», конечно, уже заменили, но в остальном комнатка осталась точно такой же, как десять лет назад. «Лотос» славился своим консерватизмом.
«И это, конечно, ни о чем не говорит», – угрюмо думал Питер, устремив отсутствующий взгляд на ночной парк. Теперь деревья в нем светились не синим, а фиолетовым, а на месте флаерной площадки мерцала искусная гало-имитация водоема.
«Ни полеты к месту, где была Башня, ни комната в «Лотосе», ни неотвязные сны – ничто не говорит о том, что я продолжаю цепляться за Фэлри, что я и не думал оставлять его позади, а просто сделал вид, что оставил – в первую очередь перед самим собой. Это… ну, такая игра, да. Я побываю здесь и там, как бы невзначай, о Фэлри я при этом не думаю, не вспоминаю его запах, прикосновения его распущенных волос к своим обнаженным бокам и плечам, или как он откидывался назад с такой силой, что я каждый раз пугался, что он сломает себе спину, а он просто был такой – гибкий и сильный, и получал огромное удовольствие, когда сгибался, как лоза, в моих руках, но самым огромным, сводящим с ума наслаждением было, конечно, позволить ему согнуть меня…».
Питер вздрогнул и поспешно покосился по сторонам, словно кто-то мог подслушать его мысли. Но эта часть балюстрады пустовала – уже поздно, кто хотел спать – давно спит, а жаждущие развлечений веселятся далеко отсюда.
Злачные места Оморона впечатляли, Питер видел квартал развлечений всего раз, да и то издали – Фэлри показал ему и строго-настрого запретил туда соваться.
«Попробуешь случайно что-нибудь такое, от чего никакой настройщик не спасет», – пояснил эр-лан, и Питер ему поверил.
Но сейчас его неудержимо тянуло попробовать что-нибудь «такое» – ну а последствия, что ж. Все равно никого и ничего у него не осталось, кроме дурацкого отцовского наказа. Совершенно невыполнимого.
«А как же Фэлри? – прошептал внутренний голос. – Он все еще жив, каково ему будет почувствовать смерть своего Дара Небес?»
Осознание этого слегка приглушило идущие вразнос мысли, и Питер начал размышлять в более практическом ключе.
Он может, по крайней мере, попробовать еще раз то же, что десять лет назад, после исчезновения эр-лана. Добросовестно переберет все способы его отыскать, и когда все они – естественно – окажутся бесполезными, глядишь, голос совести и умолкнет. Сочтет, что Питер сделал все возможное, чтобы исполнить предсмертную просьбу отца, ну а что ничего не вышло, это уже не его проблемы.
После этого можно рискнуть начать все заново.
И кто знает – быть может, призрак Фэлри наконец исчезнет из его сердца, на этот раз навсегда.
6
Ночь Питер провел в «Лотосе», но спал мало, с головой погрузившись в воспоминания. Большинству из них он долгие годы не давал воли и сейчас был поражен, насколько они сильны, ярки, какую причиняют боль и одновременно – огромную радость.
«Оторвусь напоследок, – виновато думал он, не осознавая нелепость подобных договоров с самим собой, – а уж потом, когда все закончится… просто забуду, как это делают все».
На самом деле способ «забыть, как все» существовал, но сеги пользовались им редко, только в самых крайних случаях. Настройщик мог убрать болезненные, травмирующие человека воспоминания – полностью и окончательно, так что они больше никогда не всплывали даже во снах.
Процедура сложная и опасная – так же, как и ткань мозга, ментальность представляла собой единое полотно, где каждое воспоминание было неразрывно связано с десятками, а то и сотнями других. Выдернуть из этого полотна нить настолько искусно, чтобы не нарушить общую картину – на это соглашались лишь самые умелые и отчаянные настройщики. Их буквально можно было по пальцам пересчитать (Хайлиан узнавал), а уж найти такого, кто возьмется править воспоминания человека из-за Барьера…
Питер понимал, что надежды мало, но на самый крайний случай не исключал такой выход и со своей стороны готов был пойти на риск. Слишком сложно смириться с тем, что твои сердце и душа до конца жизни будут принадлежать человеку, найти которого так же реально, как слетать на Луну.
Кстати, исследования космоса, о которых Питер не раз слышал от дедушки Дирхеля, были полностью свернуты столетия назад. Нефтяные ресурсы Земли истощились, а геотермальной энергией ракету не заправишь. Поиски в этом направлении велись, но как-то вяло и пока без всякого толка.
На Земле было куда интереснее!
Помимо нелегальных развлечений, вроде гонок, наркотиков и прочего, существовала просто куча такого, чего Питер не мог себе представить даже в горячечных снах. Например, как-то раз они пошли с Фэлри на выступление морферов – Питер пришел в такой восторг, что даже хотел освоить это непростое искусство.
На гигантскую открытую площадку, величиной с добрую деревню или небольшой город, выходил один человек, всего один – а рядом с ним плыло облако бесцветной субстанции, так называемый морфо-заряд. Звучала музыка – только она одна уже ввергла Питера в экстаз, а тут к ней присоединились картины. Создавал их морфер, силой своего воображения управляя морфо-зарядом – тот воплощал буквально то, что происходило в голове у оператора.
Картины крайне редко выглядели похожими на что-то конкретное – это считалось банальным и скучным, хотя и такие направления морфо-творчества имелись. Перед зрителями возникали абстракции – поразительные сочетания невообразимых фигур, цветов, форм, переливающихся друг в друга в ритме музыки. Все это мерцало, видоизменялось и плыло, занимая собой пространство от земли и до неба.
После выступления Питеру казалось, будто голову вытряхнули и вымыли изнутри – настолько остро ощущалось обновление, свежесть и острота всех чувств. Это было нечто настолько новое, что не терпелось схватить его и поближе рассмотреть, ну и конечно, попробовать создать нечто подобное.
Они с Фэлри посещали представления еще пару раз, но больше такого чувства у Питера не возникало. Восхищение, восторг, наслаждение – но не чувство обновления. Наверное, его и впрямь можно испытать только раз.
Едва дождавшись утра, Питер принял душ, сменил одежду и, на ходу
