время идет. Я не сомневаюсь, что кто-то скоро наткнется на все тела, если уже не наткнулся. Люди Валентайна, вероятно, связываются с центральным пунктом каждые тридцать минут или около того, и когда отчет не придет, будут заданы вопросы, и у нас появится абсолютно новая проблема.
Смерть меня не пугает. Вообще меня мало что пугает, но это обстоятельство усложнило бы дело.
— Рен, опусти пистолет, и мы сделаем то же самое, — пытаюсь убедить ее.
— Как насчет того, чтобы убраться к черту из моей квартиры, пока я тебя не пристрелила?
— Ты не будешь стрелять в меня, — рычу я, — если бы хотела, ты бы уже это сделала.
Внезапно она нажимает на курок, и ваза позади меня разлетается на тысячи осколков.
— А… я думал, что ты хорошо прицелилась, — поддразниваю я.
— Я целилась в вазу, — выплевывает девчонка, — это было твое последнее предупреждение.
Я не сомневаюсь, что этот выстрел разбудил половину здания.
— Ты начинаешь меня бесить, маленькая девочка. Опусти пистолет.
Рен смеется.
— Думаешь, ты меня пугаешь?
— Должен, — дразню ее, бросаясь вправо, чтобы избежать пули, которая предназначена для меня. Раздается громкий хлопок, и мою руку пронзает боль.
Сука подстрелила меня. Она стреляла в меня.
Врезаюсь плечом в ее живот, и мы падаем. И врезаемся в стену позади нее с такой силой, что рамки срываются с крюков и разбиваются об пол. Должно быть, Рен выронила пистолет при ударе, так что теперь она использует любой инструмент, который попадается ей в руки. Твердый предмет ударяется о мою голову сбоку, и я чувствую, как кожа возле линии роста волос трескается, а следом чувствую теплую струйку крови.
Мое терпение лопается. Движением, слишком быстрым, чтобы она смогла среагировать, мои руки обхватывают ее горло, сжимая.
Я прижимаюсь, оседлав ее бедра, пальцами сжимаю ее горло, да так сильно, что могу сломать ей шею. Страх вспыхивает в ее глазах, девушка царапает пальцами мою кожу. Ногтями оставляя тонкие кровавые следы, когда они проходят через мою плоть на руках.
Черт, этой девушке по нраву доводить меня до крови. Я чувствую непрерывный поток теплой жидкости, стекающей по моей руке и лицу, хотя боль притуплена адреналином, который действует на мой организм, как наркотик.
Райкер стоит позади меня, молчит, наблюдает…
Я сильнее надавливаю на горло, ее глаза становятся размером с блюдца, кровеносные сосуды начинают лопаться, когда она безуспешно пытается сделать вдох и набрать кислород в легкие. Чувствую, как сила начинает покидать ее тело.
Я собираюсь убить ее. Я убивал ее.
Ее руки падают с моих запястий в стороны, обмякшие конечности с глухим стуком ударяются о твердый деревянный пол под нами.
— Лекс! — внезапно кричит Райкер, выходя из транса наблюдения за очередной смертью, и бросается вперед, хотя уже слишком поздно. Я успеваю заметить длинное серебряное лезвие и быстро узнаю, что это просто нож для писем, хотя он такой же острый, как и обычный нож. Холодная сталь погружается в мое бедро, прорезая кожу, как масло, и проникая глубоко в мышцы.
— Блядь! — ору я, освобождая ее горло, зажимаю ладонью рану на бедре, пытаясь остановить кровотечение.
Рен задыхается, откашливается, но борьба ослабила ее — она все еще лежит подо мной. Быстрым рывком бью прикладом ей в висок, и, наконец, черт возьми, она закрывает глаза.
Глава 4
РЕН
Боль пронзает мою голову, а в горле саднит так, словно я проглотила тысячу лезвий бритвы. С трудом открываю глаза, ресницы слиплись, и когда поднимаю руку, чтобы потереть их, понимаю, что не могу. Я снова дергаю рукой: скрежет металла о металл царапает мои барабанные перепонки. Какого хрена?
Мои лодыжки примерно в таком же состоянии. Скованны.
Хорошо, главное не паниковать. Это может быть всего лишь сон, возможно, сонный паралич. Мне просто нужно время, чтобы понять. Ощущение металла на моей коже кажется слишком реальным, чтобы быть сном. И хотя мне не хочется, чтобы это случилось, страх от осознания произошедшего, оседает в глубине моего желудка. Я уже знаю, что это не сон.
Все это прокручивается в моей голове, как кадры на пленке.
Александр Сильвер.
Его пистолет, направленный мне в голову, мой — ему.
Противостояние.
Его руки на моем горле, давление его веса на мое тело, когда он пытался украсть воздух из моих легких.
Дерьмо. Во что, черт возьми, я ввязалась и как мне из этого выбраться?
Пытаюсь осмотреть комнату, но здесь нет ни света, ни окон. Холодно, воздух пропитан сыростью и пылью, но есть что-то еще, что-то старое и гнилое, от чего я задыхаюсь. Подавив позыв к рвоте, стараюсь дышать через рот и откидываю голову назад. Боль — непрекращающийся ритм, синхронный с биением моего сердца, отдается как внутри моей головы, так и во всем моем теле. Ублюдок ударил меня.
Не знаю, как долго я пролежала здесь в темноте, но, в конце концов, дверь открылась, и в комнату ворвался свет. Инстинктивно прикрываю глаза, не привыкшие к яркому свету, позволяя им приспособиться. Огромная фигура заполняет дверной проем, такая большая, что почти загораживает свет, одни только плечи почти касаются каждой стороны проема.
— Она проснулась. — Его голос грубый и хриплый, как будто он курит или просто не так часто использует слова.
Затем он делает шаг в сторону, пропуская другого мужчину. Из-за света, бьющего за его спиной, я не могу разглядеть его черты, окутанные тенью. Он тоже большой, вероятно, того же размера, что и первый мужчина, но в этом ощущается насилие, которое окружает его. Аура угрозы, которая звучит как предупреждение любому, кто станет свидетелем его присутствия. Что-то есть в его плечах, в том, как его руки свободно свисают по бокам, так расслабленно в море хаоса и насилия.
Я сразу понимаю, на кого смотрю, несмотря на то, что не вижу его лица.
Когда он подошел ко мне в клубе, у меня моментально зашевелились волосы на затылке. Мои инстинкты
