ступенькам, и протянул руку. — Что-то ты поздно.
— Маршрутку долго ждал, — Пальцы Тима показались мне натуральными ледышками. — Вот, спасибо ещё раз, — он протянул мне одолженный вчера зонт.
— Ещё раз пожалуйста, — я забрал свою собственность. — Как сам?
— Нормально, — соврал Тим, и я сделал вид, будто верю: в конце концов, пора вспомнить, что мы коллеги, а не друзья. Хотя ледяные руки в сочетании с лихорадочным блеском глаз вряд ли можно было назвать нормой.
— Сорокин, ты что это, болеть вздумал? — Вася Щёлок никогда не страдал лишней щепетильностью, и у него не было моих психологических заморочек. — Иди домой, нечего тут свои бациллы разбрасывать.
— Я в порядке, — упёрся Тим. — Подумаешь, простыл немного — у меня работы немерено.
— Герой! — желчно усмехнулся Вася. — Стахановец! Так и напишем на твоём надгробии.
— Василий, отвяжитесь от человека, — не сдержался я, задетый последним словом. — Ему не три года, сам со своим здоровьем разберётся.
— Я-то отвяжусь, — сощурился Щёлок, — я своё в больничке уже отвалялся. А ты, Андрюша, лучше бы на часы посмотрел.
— Всё под контролем, — буркнул я, пихая куртку в шкаф. Необходимость идти на оперативку сегодня раздражала, как никогда. — Уже ушёл.
Если дверь за мной и закрылась чересчур шумно, то это была чистой воды случайность.
К полудню вид у Тима сделался откровенно нездоровым. Думаю, именно поэтому Ольга подошла к нему в комнате отдыха и потом слово за слово узнала про вчерашний день. А то, что я снова оказался невольным свидетелем их разговора, оставим на совести мойр.
Был конец перерыва, откушавшие коллеги дружно расходились по рабочим местам. Я же весь обед просидел на мониторинге вместо шефа и был голоднее самого голодного троглодита. Сосредоточенный на выработке желудочного сока, влетел в комнату отдыха, и с порога увидел их. Чёткая, как фотографический снимок, сцена: серый прямоугольник окна, двое молча смотрят друг на друга, и рука девушки жестом сочувствия накрывает бессильно лежащую на подоконнике руку усталого мужчины. Они не заметили, что в комнату вошёл посторонний, а я — я отступил и тихо прикрыл за собой дверь. Обозвал себя дураком, потоптался у порога и, злой на шефа, абсент и вчерашний дождь, пошёл в курилку. Потом пообедаю.
Тим всё-таки совершил трудовой подвиг и досидел до конца рабочего дня. Может, ещё и задержался бы, но Вася Щёлок так настойчиво порекомендовал всем закругляться, что даже Ольга беспрекословно выключила компьютер.
К вечеру ветер не утих и злым пастушьим псом гнал по небу стада неповоротливых грязно-серых туч. Подморозило; асфальт блестел тончайшей ледяной коркой. Я поскользнулся на ступеньках и мудро подумал: не сегодня-завтра надо переобувать «Патриота». Зима близко. Пока топал к машине, набрал номер Анны, и через три гудка пожалел, что не дождался безветрия автомобильного нутра. К счастью, любимая быстро сняла трубку. Я спросил о планах на вечер, и не желает ли прекрасная отужинать в моей компании? Анна легко согласилась, попросив купить морскую форель и белое вино — у неё было настроение к средиземноморской кухне. Ну, форель так форель, хотя как следует прожаренный стейк был бы мне больше по вкусу. Заводя мотор, я прикинул логистику — пожалуй, успею заскочить в гараж и бросить в багажник зимнюю резину. А завтра после работы поеду на шиномонтаж, зачем тянуть?
Выползающий со стоянки «Патриот» нагнал медленно бредущую к остановке сутулую фигуру. Я нажал на тормоз раньше, чем успел задать себе эгоистичный вопрос: мне действительно это нужно? Опустил пассажирское стекло и громко спросил: — Подвезти?
Смотревший под ноги Тим остановился и поднял неузнающий взгляд. Моргнул, подошёл ближе.
— Если тебе со мной по пути.
— По пути, — В такую-то срань на улице. — Садись.
— Так куда тебя везти? — поинтересовался я у сражающегося с защёлкой ремня безопасности Тима.
— А куда едешь ты? — вопросом на вопрос ответил он.
— Вообще, к «Плазе», но мне любой крюк не в тягость.
— «Плаза» подойдёт, — Тим наконец одолел защёлку. — Высадишь меня на остановке, ладно?
— И сколько тебе от остановки идти пешком? — не торопился соглашаться я. «Патриот» мягко тронулся с места.
— Недолго. Я обычно оттуда на работу уезжаю.
Ну, если так, то вариант приемлем и даже возвращает мои прежние планы в разряд осуществимых.
— Хорошо, пусть будет до остановки.
Мы удачно вывернули на проспект и влились в полноводную реку разномастных автомобилей. Магнитола бормотала что-то неразборчивое, я подкрутил звук, и в салоне зазвучали размеренные аккорды «Серебра».
Не по себе
От этой тихой и чужой зимы,
С которой я на ты,
Нам не стерпеть друг друга.
И до войны
Мне не добраться никогда,
Моя безумная звезда
Ведет меня по кругу
Я смотрел на дорогу, не на Тима, только всё равно знал, что от закрытых глаз у него паутиной разбежались глубокие морщинки, и уголки тонких губ печально опущены. Он не был моим другом, и после абсентового глюка никогда им не станет, так откуда же пришло это острое желание помочь? Из комплекса героя, над которым любит подтрунивать Анна? Ненавижу рефлексировать. Никогда из самоанализа ничего путного не выводится. Я резче, чем было необходимо, затормозил на светофоре, выдернув Тима из простудной полудрёмы.
— Что, приехали? — осоловело заморгал он.
— Нет ещё, — мне стало неудобно за свою несдержанность. — Слушай, давай я тебя всё-таки до подъезда довезу, а?
— Всё настолько плохо? — криво усмехнулся Тим.
— Честно? Ещё хуже.
Загорелся зелёный.
— М-да, я надеялся, что это мне просто кажется, — Тим потёр лицо в попытке вернуть себе ясность мыслей. — Хорошо, тогда на перекрёстке перед «Плазой» налево и через два съезда направо, во дворы. А потом по месту говорить буду.
— Ага, — я перестроился в нужный ряд. — На больничный пойдёшь?
— Надо подумать.
— Тим, — «Патриот» свернул налево. — Ты что, с Ольгой переобщался? О чём тут думать, ты сегодня натуральным зомбаком на работе сидел.
— Больничный — это поликлиника, — вздохнул Тим.
— Ну и что? — я прикинулся непонимающим.
— Люди. Очереди.
— Ну, вызовешь врача на дом; скажешь, что температура тридцать девять, и ты никуда идти не в состоянии.
Тим снова вздохнул: враньё он не любил почти так же,
