по другую сторону дыры от Влада, следом появился и Эдик, и только тогда привратники, столкнувшись плечом к плечу, наградили преследователей настоящим адским пламенем.
— Готов, — Сергей вскочил на ноги, швырнул в сторону пустую ячейку, нацелился на «ленивцев», готовый ценой собственной жизни не дать им пройти. Этого не потребовалось, твари сообразив, что добыча скрылась за непреодолимой преградой, остановились и занялись куда более интересными делами — выяснением отношений друг с другом. — Не стоим, отходим к реке.
— Огонь их вообще не берёт, — пожаловался Корней. Неуверенной походкой он последовал за Лесником, на ходу снимая рюкзак и доставая новый заряд. — Напомни, почему нам нельзя брать пулемёт или, на худой конец, связку гранат. Жизнь сильно бы упростилась.
— Шуму много … — начал было объяснять Эдик, но едва не споткнулся, прилипнув одной ногой к траве.
— Вот поэтому, — Сергей ткнул пальцем на небольшой алый ковер, что собирался сожрать Эда. — Ты в него стрелять будешь? Или гранату под ноги кинешь?
— Ладно-ладно, убедил, — Корней поднял руки вверх, признавая поражение в споре, и, не удержавшись, обернулся посмотреть, чем же закончится схватка лесной подстилки с человеком. Впрочем, всё разрешилось быстро и скучно: один огнемётный выстрел быстро втолковал хищной траве, на чью именно ногу та покусилась. — У нас горючего хватит на такой путь? У меня два патрона осталось.
Вопрос был более чем актуальным, у Лесника в рюкзаке завалялось столько же, аналогично у Эдика, а вот у Влада — ни одного, всё полезное пространство занимал бур. Не самый лучший расклад для долгой пешей прогулки. Сергей взглянул на дисплей, проверил направление движения и тут заметил, что сам сигнал пропал. Перебрав несколько частот, он озадаченно хмыкнул и выставил оповещение, если передача возобновится.
— Возможно, и не придётся, — Лесник остановился, жестом сигнализировал привал. — Наш странный маяк замолчал, или они выбрались сами, или уже мертвы.
— Гадать будем? — Корней сел на землю, вытянул ноги, блаженно вздохнул. — С Центром свяжешься или монетку кинешь? Кстати, Владлен, птичка там далеко?
— Хм, минут тридцать-сорок, — ответил тот, сверившись с показаниями на дисплее скафандра. — Не бойся, даже если мы забредём в самую чащу, дрон просигналит о нашем местоположении.
— И наши трупы непременно подберут, — с воодушевлением закончил Корней. — А последние записанные слова высекут на надгробиях или даже на очередном памятнике жертвам Хэллы.
— Оптимистично, — протянул Влад.
— Хватит! — гаркнул Сергей. — Вижу, восстановили силы. Поднимаемся и идём к реке, — он ещё раз проверил маяк, тот по-прежнему молчал, оставив после себя лишь приблизительное направление. — Если успеем, проверим место предполагаемого нахождения американцев, не успеем, то у реки «птичке» будет куда проще приземлиться, чем посреди леса.
— Ну нельзя же быть таким… рациональным, — вздохнув, Корней поднялся, стряхнул с себя землю и мох. — Скучный ты стал, никакого духа авантюризма в тебе не осталось.
— Старею, — буркнул Лесник, убедился, что команда готова идти, и двинулся в путь, поначалу быстро, широко меря шаг, потом спохватился, замедлился, стал более внимательно смотреть под ноги. За спиной раздалось едва слышное «надеюсь, это не заразно», после чего воцарилось молчание, долгое, тревожное, гнетущее.
Пока стоишь на месте, давление Хэллы не так чувствуется, всё вокруг статично, каждый куст осмотрен, каждый опасный участок отмечен, и тот клочок поверхности, на котором находятся ботинки добровольца, кажется самым безопасным местом во вселенной. Однако стоит сделать шаг, как неизвестность окутывает привычным мраком джунглей. Каждый шорох, замеченное краем глаза движение, непонятный звук — всё это заставляет находиться в напряжении, прежде всего психологическом. Пока каждый мускул тела напряжён, мозг усердно, отчаянно выискивает направление, откуда придёт смерть. В то, что она непременно придёт, убеждаешься ещё на самой первой вылазке. Мало кто может выдерживать подобные нагрузки долго. Таких единицы — счастливчики, способные каким-то неведомым образом прятаться за некой стеной, воздвигнутой в голове, хвататься за любой повод отвлечься от мыслей о смерти, вероятно, быстрой, но мучительной смерти.
Корней прятался. Он соорудил себе настоящий замок, каменный, неприступный, окружённый рвом и разводным мостом. Выставил на стены часовых, лучников, водрузил на башни требучеты. И всё это внутри, в глубинах разума, что был куда уязвимее тела. Внешне его оборонительные сооружения проявлялись в шутках, подколках, сарказме, болтовне. И ему это прощали, понимающе терпели, сколько бы неуместными ни казались реплики, комментарии, замечания. По возвращении же на Базу он молчал, долго, порой не один день, находясь в монологе с самим собой.
У Эдика были мечты. Он как-то обмолвился, что когда лес обступает его со всех сторон, сдавливает, оплетает, то мысли уносили его домой. Не на Базу, которую никто из них не обозначал этим словом, а если и случалось, то произносилось оно исключительно с маленькой буквы. А мечтал он о Доме с большой. И исключительно в будущем времени, о том, как вернётся в родной Новосибирск, как пройдётся по родным улочкам и дворам, вдохнёт чистый воздух парков. Непременно отправится в лес, чтобы вспомнить, как выглядят правильные деревья, правильная трава, правильные комары. А ещё он звал ребят туда, обещал показать сибирское гостеприимство и говорил, что никто не захочет уезжать.
Полнейшей загадкой был лишь Влад. Никто не знал, как он справляется, кто или что снится ему в тревожных снах, из которых не хочется уходить. На любой вопрос следовала ничего не значащая фраза, шутка, встречный вопрос — всё ради того, чтобы не отвечать. В один прекрасный момент Корней, пребывавший в хмельном настроении, спросил конкретно, чуть ли не зажав Владислава в угол, на что получил ухмылку и ответ, после которого к нему никто больше не лез. «Да, я ёбнутый, прост», — сказал он тогда.
Сергей же был охотником-собирателем. Продираясь сквозь джунгли, он не думал о постороннем или далеком, о будущем или прошлом, лишь о настоящем, высматривая опасность. Для него мир вокруг был живым, безумно интересным, изменчивым и загадочным, был не затаившимся убийцей, а сокровищницей, полной тайн. Его натренированный глаз замечал новых созданий, ухватывал неприметные детали уже известных, а мозг же упорядочивал все это, прессовал в каталоги, систематизировал, выстраивал причинно-следственные связи и рисовал нити взаимодействия. Лесник был здесь не из-за денег, он был здесь из-за жажды познания, открытий, духа первопроходства, давно утраченного родной Землей. Но отнюдь не значило, что его не тянуло домой, конечно, тянуло, как и любого исследователя, понимавшего,
