не велел давать Темиру лошадь ни под каким предлогом, и тот стал забывать, как держаться в седле. Пару раз ему все-таки удалось сбежать пешим, но его быстро ловили, и оба раза каан нещадно порол сына плетьми на глазах у всего стойбища. Да так, что Темир потом лежал несколько дней не вставая.
Тогда Темир сделал вид, что смирился. Он целыми днями сидел в аиле отца, принимая просителей, слушая одни и те же нудные жалобы на соседей, пытался разобраться, кто прав, кто виноват, совершенно не имея для этого ни опыта, ни чутья, ни желания. Расправленные на Укоке крылья обрезали. Темир был уверен, что однажды удастся убежать, но больше всего боялся, что Тиылдыс его не дождется. «Она решила, что я ее предал, обманул», – думал он.
От племени с Укока не было вестей. Они не всегда привозили дань и до этого, не привозили ее и теперь. Темир мог встретить их лишь на осенней ярмарке, но туда отец брал с собой только старших братьев.
Он вырвался к третьей зиме, когда отец поверил, что сын успокоился, и ослабил бдительность. Темир подкупил одного из иноземных купцов, которые встали лагерем на окраине стана. Он уже прекрасно понял на своем горьком опыте, что без коня ему не уйти. Ночью Темиру удалось улизнуть из дома. Его уже ждал купец, держащий под уздцы хорошего сильного скакуна. Наутро он должен был сообщить каану о краже, чтобы его не наказали за помощь беглецу.
Темир едва сдерживался, чтобы не гнать рыжего скакуна во весь опор. Уходить надо было тихо, не привлекая шумом внимания, да и после он не мог позволить себе загнать коня, ведь тот был только один. Падет – и все пропало. Темир молил небо, чтобы оно оставалось чистым и не засыпало снегом путь. Он редко отдыхал, почти не ел и потерял счет времени. Поэтому, оказавшись на плато, едва сдержал слезы – настолько был счастлив.
Темир въехал в стойбище ранним утром. Знакомые удивленно приветствовали его кивками. Не теряя времени, он сразу направился к зимнику, где, как он помнил, жили Тиылдыс и ее мать, но обнаружил там другую семью. Качавшая младенца женщина сказала, что старуха-мать умерла, а Тиылдыс живет дальше по улице. Точно указать аил она не смогла или не хотела, поэтому Темир отправился искать Шаманку.
Он вошел в их аил и сразу почувствовал – что-то неладно. Внутри царил полумрак и сильно пахло снадобьями. Шаманка сидела у постели, держа в руках чашу с отваром. На постели лежала ее дочь – по всей видимости, тяжело больная. Темир заметил, что она остригла косы. Увидев мужской силуэт в открывшемся за пологом клочке света, Дочка Шаманки подскочила, и ее лицо озарилось радостью. Но когда Темир подошел ближе, радость сменилась неприкрытым разочарованием. Она вновь опустилась на ложе и отвернулась к стене.
– Голодный? Там у очага похлебка в котле, – сказала Шаманка таким тоном, будто Темир всего лишь ненадолго отлучался за хворостом.
– Что у вас тут такое? – шепотом спросил он, пытаясь поймать взгляд больной.
– Пей, девочка. – Шаманка протянула дочери чашу, больше не обращая внимания на гостя.
– Не стану, убери, – глухо, злобно ответила та.
– Пей, – почти жалобно попросила Шаманка, и рука ее, держащая питье, мелко затряслась.
Из непонятного существа, встретившего когда-то Темира на пороге этого аила, она вдруг превратилась в обычную старую, усталую женщину, на глазах у которой угасает ее ребенок.
– Зачем? Все равно не поможет. – Дочка Шаманки метнулась, выбив у старухи чашу из рук и тут же гневно глянув на Темира. – А ты уходи. Я думала, он вернулся, а это ты. Уходи, раз ты – не он.
Разлитая теплая жидкость плохо впитывалась в промерзший земляной пол. Шаманка поднялась, тяжело вздохнув, и понесла пустую чашу к очагу, шаркая ногами.
– Не знаю, давать ли тебе кров на этот раз, – сказала она, обращаясь к оцепеневшему Темиру, молча наблюдавшему неприятную сцену.
– Мне не нужно. – Темир покачал головой. – Я за Тиылдыс приехал. Мы тут же назад, пока перевал чист.
С ложа раздался хриплый смешок. Шаманка боязливо оглянулась на дочь, потом схватила Темира за локоть и потащила к выходу.
– Знала, что вернешься. Камни говорили, – зашептала она. – Она приходила, плакала, спрашивала, живой ли. Я ей и сказала как есть. Только она не слушала, оставила надежду. Да и куда ей, одной-то?
– О чем ты? – не понял Темир.
Он остановился и оглянулся на Дочку Шаманки, ища помощи. Теперь та смотрела прямо в его глаза, но ничего не говорила.
– Мужа она нашла себе, – коротко пояснила Шаманка.
– Много свадеб у нас сыграли, пока тебя не было, – подхватила Дочка Шаманки со странной горестной интонацией в голосе.
– Нет, – только это и смог вымолвить Темир.
– Ты отдохни день, а я позже схожу к ней, уговорю повидаться с тобой осторожно, – сказала Шаманка.
Темир опустился на пол и закрыл лицо руками. Женщины больше не обращали на него внимания. Молодая уснула, а старая разложила красную тряпку и рассыпала по ней озерные камешки разных цветов, размеров и форм. Она бормотала, качала головой и устало прикрывала глаза. Потом собрала камни в узелок, спрятала его и вышла, впустив морозный воздух. Темир улегся у огня и задремал. Он не чувствовал ничего. Он не поверил. Пусть Тиылдыс сама ему скажет.
Они встретились ночью на окраине стойбища, укрывшись за огромными каменными валунами. На ней был высокий парик, какие носили замужние женщины, а также те, кто достиг возраста двадцати зим, но остался в девушках. Тиылдыс моложе, а это означало только одно – она действительно вышла замуж. Одежда ее была богаче, чем помнил Темир, а вот красивое личико осунулось и не цвело больше весенними красками. Незнакомка.
Тиылдыс кинулась было к нему, но резко остановилась, зажав рот рукой в длинном рукаве, будто сдерживая рвущийся из груди крик.
– Я вернулся за тобой, – тихо сказал Темир, прислонившись спиной к холодному валуну и разглядывая траву под ногами.
Тиылдыс всхлипнула. Темир внезапно осознал, что не помнит ее голоса. Но он отчетливо помнил ее запах. Он подошел ближе. Тиылдыс не только выглядела, но и пахла незнакомо: чужим очагом и редким кориандром.
– Я думала, с тобой что-то случилось, – наконец вымолвила она.
«Да, именно таким ее голос и был тогда».
– Нет, не это. Ты думала, я тебя бросил.
– Я думала, с тобой что-то случилось, – громко и настойчиво повторила Тиылдыс.
Темир бросился к ней и сжал в объятьях. Они говорили сбивчиво, не слыша друг друга, хватаясь пальцами за одежды, будто падая в пропасть и надеясь таким образом удержаться.
– Отец не отпускал меня…
– Мать умерла, а он позвал замуж…
– Я, как мог, старался сбежать к тебе…
– Что мне было делать? Одна, совсем одна, да еще та ночь, помнишь?..
– Я так спешил, но уже знал, что опоздал…
– Это я, я предала…
Он оборвал поцелуем ее покаяние, и она обмякла в его руках.
– Едем со мной, – прошептал Темир в ее раскрытые губы. – Прямо сейчас едем. У меня конь оседлан, только отвязать.
В лучистых глазах Тиылдыс подрагивали слезы.
– Я не могу ехать, – ответила она несчастно. – Нас догонят и убьют. Ты же знаешь, что для жены сбежать от мужа – преступление. Тебя не тронут, но отвезут на суд каана, раз ты не нашего рода. Пощадит ли тебя отец?
– Нет, – честно ответил Темир. – Это будет позор для семьи. Он строг к таким вещам. Но мир огромен, Тиылдыс. Неужели не найдется в нем места для нас?
– Мы не успеем далеко уйти, – жалобно сказала Тиылдыс. – Наши люди все дороги здесь знают. Они легко нас догонят.
– Что с того? – Темир вспыхнул. – Главное, что мы попробуем. А нет – так умрем вместе. Я не отдам без боя ни тебя, ни свою жизнь. Я буду защищать тебя, так что до каанского суда не дойдет.
– Я боюсь. – Тиылдыс больше не смотрела ему в глаза.
Темир опешил.
– Зачем просишь пойти с тобой и искать смерти? А даже и сбежим – что это будет за жизнь? Куда отправимся? Чем будем жить? Все
