лежала в этой комнате.
Худенькие плечи вызывали к жизни необычные чувства в груди. Какую-то тяжесть, впрочем, вполне приятную, да и сердце совсем необычно ныло, и также не без приятности. Неужели это голод дает о себе знать?
— Есть хочешь?
— Я сегодня ещё не ела.
Гады! У меня от ненависти полыхнуло перед глазами. Постучал в дверь… Сильнее… Ещё сильнее. Дверь распахнулась.
— Чего ещё?!
— Накормите девушку! — И откуда у меня столько нахальства взялось?
— Еда будет, когда выполнишь задание! — Дверь захлопнулась прямо перед носом.
Пришлось лечь рядом с девушкой не солоно хлебавши. В темноте, невольно прислушивался к неровному дыханию соседки. Почему так переживаю за неё? Я всегда жил совершенно один, привыкнув думать только о себе. И, казалось, никто не нужен. Вспомнилась привольная жизнь. Как покойно всё было ещё каких-то пару дней назад! Стало обидно до слез. Почему это все происходит со мной? Как так случилось, что мир вокруг неожиданно изменился? И совсем не в лучшую сторону… Захотелось, как в детстве, уткнуться в подушку с головой и пореветь всласть.
Но мой устоявшийся изо дня в день распорядок напомнил о себе — глаза начали слипаться и закрываться сами собой. Поборовшись со своим бунтующим организмом пару минут, я уснул.
…
— Подъём!
Начинался новый день. Соскочил и с удивлением посмотрел на свою соседку, некоторое время не понимая, где я, и кто спал рядом всю ночь.
— Шевелись!
Нехотя проследовал за мучителями. Сковородка, кружка забеленного молоком кофе.
— Девушку покормите.
— Не возникай. Есть будет, если что-нибудь решишь.
Вот те на! Это что же, а если я ещё дней пять решить не смогу? Гордо отодвинул сковородку в сторону.
— Ну, как хочешь.
Грубая рука больно схватила за плечо. Боль отпустила, только когда я оказался перед монитором. И опять — этот поток… Сплошной поток цифр. Ни хрена не понять! Время шло, а я никак не мог настроиться. Всё текло мимо сознания. Но что делать — в голову совершенно ничего не лезло.
…
Спать легли оба голодными. И лежали молча, каждый, наверное, думал о своём. Мне почему-то вспомнилась мать… Но… Странно… Совсем не помню её лица! Перевернулся на правый бок.
Тепло девушки успокаивало и в то же самое время заставляло сердце тревожно ныть. А если у меня ничего не получится? Невыносимо! Я сел. Голова пылала. Что это? Любовь? Вот так на ровном месте? Полежал с незнакомой девушкой и всё?
Ничего. Только тихое дыхание. Успокоилась. Наверное, заснула. Доверяет? Считает, что спасу? Я вскочил. Не могу ни лежать, ни сидеть. Три шага прямо, два налево, один назад.
Ходил и ходил, считая шаги. Темнота скрывала окружение во мраке, но мне и не надо было ничего видеть. Три-два-один, три-два-один. Цифры, повсюду цифры. Голова раскалывается от боли. Треск? Или голос из темноты:
— Добавь частоту!
На мгновение показалось, что девушка умерла. Прислушался. Дыхания не слышно! Из каких-то тёмных глубин подсознания этаким кошмарным Кракеном всплыл СТРАХ. Меня парализовало. Протянул руку перед собой. Ничего не вижу и не чувствую. Ослеп?
— Свет! Включите свет!
Темнота. Давит, прижимает к холодному полу. Попытался вдохнуть и не смог. Умираю?
Неожиданно прямо передо мной вспыхнул огромный экран монитора. Размером во всю стену комнаты. Что происходит? Цифры, цифры, но на этот раз всё иначе. Закономерности. Это даже не расчёты в прямом смысле этого слова, а скорее вспышки озарения.
Пальцы запорхали по клавиатуре, да так, что за ними и не успеваю уследить. Мысли рвутся вперёд, глаза слезятся — только успеть! Прислушиваюсь к шорохам в соседней комнате. Поток цифр не иссякает, но я в нём как дельфин в морской воде, скольжу, чувствуя общность. Быстрей! Ещё быстрее! Стены комнаты начинают светиться… Ярче… Ярче! А-а-а!
Я уже прикрываю глаза одной рукой от слепящего пламени. Оглядываюсь. Где девушка? Ничего не видно. Всё — монитор не виден, океан огня. И я растворяюсь в нём, теряя нить осознания… Тишина… Благодать!
…
— Да-а, жаль, погорел. Совсем немного не хватило.
Мужчина лет тридцати полулежал, вальяжно сложив ноги на небольшой столик. Лениво затягивался сигаретой, отправлял дым в потолок, а пепел небрежно стряхивал на загаженный пол. Переполненная пепельница рядом, казалось, не в силах боле принять в себя ни единого даже совсем малюсенького окурка.
Второй копался в ворохе бумаг, сваленных кучей на полу. Судя по грязным пятнам на когда-то белой материи, он не снимал халат последние несколько месяцев. Бейджик на нагрудном кармане болтался на честном слове, готовый вот-вот сорваться, и тогда бы не осталось ни единого намека, что курящий разговаривал с Кириллом Сергеевичем.
— Но, признай, идея создания виртуальной сущности себя полностью оправдала!
— Да-а, ты был прав. Стоило ему себя осознать, как личность, интенсивность решения задач повысилась многократно. — Кирилл потёр красные воспаленные глаза. — Проклятье! У меня опять коньюктивит разыгрался. Сколько нужно говорить, чтобы мониторы заменили!
— Ха-ха! А когда возникла угроза его «жизни»? Правда, хватило раздражителя ненадолго. Но твоя идея о введении привязанности, просто блеск!
— А тебе не кажется, что мы смогли создать виртуальную любовь, и пламя которой…
— Нет-нет. Я думаю, «Он» просто перегрелся.
Мужчины одновременно посмотрели на два металлических шкафа в углу комнаты, от которых шёл неприятный запах горелой изоляции.
— Забудь! Завтра привезут новое оборудование. Как думаешь, может «Его» инвалидом создать — на коляске, чтобы разговаривал с трудом? А?
…
В дверь настойчиво трезвонили. И этот ежедневный звонок мгновенно вывел меня из забытья. Странно, но мне никогда не снились сны — просто тёмный провал между вечером и утром. Я, постанывая, перебрался в давно опостылевшую инвалидную коляску, передохнул пару минут и направился ко входной двери. С трудом дотянулся до замка. Кто, чёрт возьми, сделал его так высоко? Дверь медленно открылась, и только тогда посыльный нехотя убрал мизинец с кнопки звонка. Бейджик на нагрудном кармане синей форменной куртки указывал, что и в этот раз я имею дело с Кириллом. Красные воспалённые глаза не выражали и грамма симпатии.
— Тебе пакет! — Презрительный взгляд свысока.
— Давай. — Вырвал из холёных рук пакет и захлопнул перед носом дверь.
Похоже, мы испытывали друг к другу похожие чувства. Назвать это ненавистью, значит ничего не сказать о моём отношении к этому напыщенному индюку…
У меня оставалось в запасе с полчаса. Я, балансируя на коляске, снял с плиты глазунью из двух яиц, налил кружку крепкого кофе, слегка разбавив его молоком. Подъехал к столу. На сковородке — два желтка с красными прожилками зародышей. Своим презрительным безразличием напомнили коньюктивитные глаза Кирилла. Но уж как расправиться
