бежал за мной следом до входа в загон, затем свернул и принялся изучать ближайший куст полыни. На территорию загона он предусмотрительно не заходил. Обычно птицы настроены добродушно, но все же это сильные и глупые существа. Случайный пинок от испуганного страуса может убить взрослого мужчину, не говоря уже о собаке, и у Хенли хватало соображения не путаться у них под ногами.
Бабушка Хелен пустила меня в загон только через четыре года жизни на ранчо. К тому времени я уже была семнадцатилетней девушкой и могла в случае чего защитить себя, но я так и не обрела полной свободы в соседстве с птицами — всегда вздрагивала, когда страусы клевались, и уворачивалась с их пути.
Хотя для обеда было еще рано, я дала птицам зерно. Когда они собрались у кормушки, я протолкалась мимо них, чтобы проверить гнезда, но увидела, что с утра ничего не изменилось — пустые ямы на песке потемнели от дождя. Я растерянно посмотрела на кормящихся страусов. Непонятно. Больными они не выглядели: если не считать прилипших к щекам мокрых перьев, птицы олицетворяли собой завидное здоровье.
Одна из самок по пути к кормушке клюнула желтый винил моего плаща, сверкающего под дождем. Широкий клюв, слегка загибающийся в углах, придавал ей недовольный вид, что подчеркивалось обвисшими мокрыми перьями. Я потянула ее за клюв вниз, чтобы внимательно рассмотреть, нет ли у нее признаков респираторных заболеваний. Ноздри были чистыми, а вокруг глаз не было и намека на припухлость. Страусиха моргнула.
— Что за черт? — пробормотала я, отпуская ее.
Птица ленивой поступью обогнула меня и протолкалась сквозь стаю соплеменников к еде.
Сто сорок два страуса — и ни единого яйца. Очень странно. Те же самые особи регулярно клали яйца на протяжении многих лет. С точки зрения биологии они должны были продолжать в том же духе еще лет тридцать.
Когда Джо завладеет фермой, их всех, конечно, отправят на бойню. Может, и не сразу — ведь новому хозяину нужно вывести и вырастить птенцов, чтобы обеспечить непрерывное производство, — но в течение ближайших года-двух все стоящие сейчас передо мной птицы будут убиты. Меня одолел приступ ностальгии. Жизнь менялась. Почти пятьдесят лет существование нашей семьи вращалось вокруг ранчо «Уишбон», и вот этому наступал конец.
Те мои двоюродные сестры, что постарше, может, и запомнят ферму, но самой младшей кузине всего шесть лет — это место для нее станет в лучшем случае туманным воспоминанием. Она забудет, как каждую неделю приезжала сюда на семейный ужин или как протягивала птицам через забор корм на ладошке, как они клевали его, а девочка визжала от восторга, радуясь общению с такими огромными существами.
Я потрясла головой, отгоняя задумчивость. Мне давно уже пора быть в доме. Я обещала тете Кристине придерживаться ее плана, а значит, нужно присоединиться к гостям.
ГЛАВА 4
В тамбуре дома дядя Стив склонился над деревянным ящиком со стопкой из двадцати восьми оригинальных номерных знаков со ржавыми неровными краями. Когда я быстро вошла с шумящей дождем улицы, он вздрогнул, но быстро оправился. Повесив на крючок около двери плащ, с которого текла вода, я присоединилась к дяде, подавляя желание обнять его. С некоторых пор мы больше не обнимались, а потому я сосредоточила внимание на табличках. Это было материнское наследство. В ожидании приезда мамы я накануне принесла ящик из амбара и теперь, когда оказалось, что она не явилась, чувствовала себя очень наивной.
Темные волосы дяди Стива были заложены за уши. Вблизи признаки здоровья, замеченные мною в церкви, подтвердились: спокойные, хотя и печальные глаза, чистая кожа. Я ощутила знакомый проблеск надежды, что он не врет о своем отказе от наркотиков. Из-под рукава рубашки выглядывали золотые часы его отца — все, что оставила сыну бабушка Хелен. Немного, однако эта вещь была очень дорога ему как память.
— От твоей мамы нет вестей? — спросил дядя Стив.
— Нет. — К моему лицу прилипли мокрые кончики волос, а щеки усеяли, как холодные веснушки, капли дождя. Мне захотелось немедленно сбежать из душного дома и спрятаться, пока не разъедутся гости.
Дядя был в черных кроссовках, отвороты брюк промокли, одежду пропитал запах «Мальборо». Он, видимо, только что выходил покурить.
— Живи и дай жить другим, так?
Это был один из его излюбленных афоризмов, но мне показалось, что он совсем не подходит к ситуации.
— Ну да.
Я была рада, что дядя приехал. Не откажись он от дури, мы бы не смогли найти его и он бы много месяцев не знал о смерти матери.
Я дотронулась до стопки табличек и провела пальцами по неровным краям. Перебирать коллекцию было все равно что путешествовать во времени: цвета менялись от солидного синего до светоотражающего белого, так же как и манера написания слова «Калифорния» наверху: от практичного шрифта семидесятых к чрезмерно вычурному ар-деко восьмидесятых и до изящного красного курсива, ставшего обычным с девяностых.
Дядя Стив взял в руки одну табличку — синюю, с высокими желтыми буквами «ДЖЕДАИ». На обороте бабушка Хелен написала: «Хонда CVCC, которую мы преследовали от Сомбры до Бейкера, 1982».
— Эту я помню, — сказал дядя.
Тогда он был еще ребенком. Я представила, как он сидел рядом с бабушкой в пикапе, пока она преследовала ту машину, терпеливо ожидая, когда владелец надолго оставит автомобиль без внимания и она сможет стырить номерную пластину, видимо ради сына, поскольку сама никогда не фанатела от «Звездных войн».
— Джо Джаред предлагает продать ему ранчо? — вдруг удивил меня вопросом дядя Стив.
Сложенный коричневый конверт все еще лежал в кармане плаща и казался грязной тайной. Но дядя знал, что Джо много лет хотел завладеть фермой, и лгать смысла не было.
— Да.
Он с преувеличенным вниманием стал рассматривать синюю табличку. Я заволновалась. Это был дом его детства. Но пагубная страсть разделила жизнь дяди Стива на «до» и «после». Я не представляла, значит ли для него что-то еще ранчо.
— Каков мерзавец, — хриплым голосом проговорил он. — Обязательно было делать это сегодня?
— А тетя Кристина знает, что ты здесь? — Я заглянула через открытую дверь в гостиную, где тетя стоя с кем-то разговаривала, прижав большие пальцы к пояснице и перенося вес своего распухшего тела с одной ноги на другую. Девон отошел в угол комнаты, где несколько мужчин, потягивая пиво, тихо беседовали. Тусклый свет создавал торжественное сияние. Звук дождя сопровождал гул приглушенных голосов, и я почувствовала запах кофе.
— Она разрешила мне прийти, если я возьму
