ждет несчастный отец… Надеждой жив человек… Ты смотри, Зурико, не проговорись! Слышишь?!
— Слышу…
— Ольга! — донеслось с балкона.
— Кто там? Входи! В комнату вошел наш сельский агитатор Вашакидзе.
— Извините, что так поздно, но, понимаете, дело у меня неотложное!
— Привет агитатору! — Илико налил водку. — А ну, бери стакан!
— Пожалуйста, к огню! — пригласила бабушка.
— Ну, что скажешь нового, агитатор? Как идут дела на фронте? — спросил Илларион.
— Дела на фронтах Великой Отечественной войны идут неплохо. Наступление противника приостановлено. Гитлеровский план молниеносной войны потерпел крах! — выпалил агитатор.
— Погоди, погоди… Об этом мы читали в газетах месяц тому назад… Ты что-нибудь новое скажи!
— Новое? Дело у меня к вам серьезное. Слушайте!
— Начинай! — скомандовал Илларион. Агитатор встал, кашлянул и начал так, словно выступал на многотысячном митинге:
— Товарищи! Социалистическое Отечество в опасности! Вероломный враг стремится своими кровавыми лапами задушить нашу свободу и независимость! Доблестная Красная Армия наносит фашистским захватчикам сокрушительные удары!..
— Что ты заладил, чудак, по-газетному! — прервал агитатора вышедший из терпения Илико. — Скажи прямо, в чем дело? Агитатор смутился.
— Ну, говори, говори, что тебе нужно? — подбодрил его Илларион. — Да вот, подарки для красноармейцев собираем… Может, и вы чем-нибудь поможете… — сказал агитатор и облегченно вздохнул.
— Так бы и сказал, сынок, а то начал с Адама и Евы… — улыбнулась бабушка.
— А какие нужны подарки? — спросил Илико.
— Всякие: фрукты, чурчхелы, теплая одежда, варежки, носки теплые… Сегодня четверг, в понедельник от имени нашего села на фронт отправится вагон подарков… Если что надумаете, несите сюда, к Ольге. Завтра зайдут наши ребята, заберут. Агитатор попрощался и ушел. Мы долго сидели молча и думали — что бы такое подарить красноармейцам… Тишину первым нарушил Илико
— Какие у меня есть сокровища? Одна бурка, и та вон торчит за дверью… Встань, Зурикела, тащи ее сюда! Я удивленно взглянул на Илико.
— Что ты вылупил глаза? Мир провалится, что ли, если такой старый хрыч, как я, не будет бурку носить?! Все равно уже весна скоро! Неси сюда бурку! Я вышел на балкон и тотчас же вернулся с буркой — черной, почти новой буркой Илико, той самой, которой он укрывался, которую берег как зеницу ока и которую не одалживал даже Иллариону.
— Принес? Клади ее в угол… Придут ребята — отдайте, сказал Илико, не глядя на бурку.
— Позор этому старому дураку — господу богу, что тебя одноглазым сделал! Я-то знал, что у тебя золотое сердце, но, честно говоря, не думал, что в такой высохшей груди лежит целый самородок, — сказал Илларион и почесал за ухом. Потом он беспокойно заерзал на стуле и вдруг сорвался и выскочил из комнаты.
— А я знаю, куда помчался носатый! — ухмыльнулся Илико.
— Куда? — спросила бабушка.
— Домой! Ты что, нрава его не знаешь? Теперь он мне назло перевернет весь дом! Да много ли у него добра, у голодранца! Не прошло и пяти минут, как вернулся Илларион и молча поставил рядом с буркой Илико свои единственные новые сапоги.
— С ума сошел, несчастный?! — вскочил Илико.
— Вставай, старик. Поздно уже, ты что, ночевать тут собираешься? — сказал Иллариони направился к двери…
…Я проснулся от легкого шороха. Бабушка сидела на краю кровати и, стараясь не шуметь, одевалась. Потом так же бесшумно встала, на цыпочках прошла в «кассу» и вернулась с чесалкой в руках. Поставив чесалку у камина, она подошла к кровати, распорола тюфяк и стала клочьями вырывать из него шерсть. Затем уселась перед чесалкой на валявшуюся там же козью Шкурку и принялась чесать шерсть, раскачиваясь всем телом в такт движению рук и что-то монотонно бормоча про себя.
Я долго молча смотрел на бабушку, и глаза мои наполнялись слезами. Я думал о незнакомом солдате, для которого в эту лютую зимнюю ночь моя бабушка дрожащими от холода руками вязала теплые носки…
ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВЕЧЕР
Холодные зимние вечера мы коротаем у Илико. В камине весело потрескивают дрова, на сковороде аппетитно шипит кусок окорока, тут же рядом греется вино в небольшом кувшинчике. А мы режемся в нарды или читаем вслух, но чаще всего беседуем о политике. Политика занимает нас больше всего, да разве только нас: стоит зима 1942 года, и немцы подошли к Москве.
…Илларион читает сводку Совинформбюро. Потом не спеша складывает газету и безапелляционно заявляет:
— Конец Гитлеру!
— Ну, что там в газете, Илларион?
— Стали у Москвы и ни шагу дальше!
— А что слышно про второй фронт7
— Гм, не спешат союзнички… И вообще, хитрит Англия… К Америке пристает — отвернись, говорит, от Советского Союза и помоги мне.
— А Америка что?
— Это, говорит, не твое дело.
— А тут еще Германия уговаривает Турцию и Японию: как только, говорит, я вступлю в Сталинград, вы ударьте со своей стороны!
— Может быть, она думает, что в Сталинград вступить — это все равно что в «Красный крест»?! Напиши Верочке Бурчуладзе заявление, и тебя с аплодисментами примут, да?
— Мда-а… В последнее время, прямо скажу, не нравится мне политика Турции!
— О-о, это такой жулик… Стоит Турции заметить, что Германии тяжело, как она сразу же набросится на нее.
— Да что ты? Не говори!
— Вот — я! А вот — Германия! Сбрить мне усы, если так не будет!
— А Япония?
— Что — Япония… Германия ее торопит — начни, говорит, чего ты ждешь? А она в ответ: ты, говорит, как стала у Москвы, так и стоишь без движения. Скажем, начну я, а потом куда мне деваться?
— А что говорит Гитлер?
— Гм, Гитлер… Гитлер уже дважды объявлял по радио о взятии Сталинграда, да разве Японию проведешь? Это такая хитрая бестия… Нет, плохи их дела!..
— Дай бог!.. Налей, Зурикела!
Мы поднимаем стаканы и пьем за победу, за тех, кто на фронте, за мир.
— А я стихи вчера написал! — вдруг выпалил я. — А ну, прочти!
Илларион от неожиданности выронил кусок ветчины. Я нерешительно взглянул на Илико. Илико поперхнулся вином и посинел, как петушиный желудочек. — Валяй, валяй, теперь уже все равно! — сказал он.
— Что ты сказал? — спросил, отдышавшись, Илико.
Илико и Илларион переглянулись.
— Ну-ка, прочитай, пожалуйста! Я достал из кармана лист бумаги, встал, выпрямился, протянул вперед левую руку и как можно громче начал:
Враг коварный, враг проклятый, Он на нас ползет войной! Не бывать ему с победой, — Мы дадим смертельный бой!
Герои наши не дремлют… Гремят наши пушки и танки, А если потребует Родина, Я смело пойду в атаку! закончил я и с трепетом стал ждать приговора.
— Мда-а-а… Написано
