привет.
И размашистыми шагами двинулся в сторону лифта. Я остался на месте, продолжая верить в Систему. И не зря:
— Так ты с ней переспал? — внезапно Иван снова развернулся. — А как же наш уговор?
Я пожал плечами:
— Это было сто лет назад.
— Там было что-то о сроке давности?
— Нет, но…
Выготский внезапно огляделся по сторонам и кивнул мне, указывая на выход:
— Идём, меня здесь тошнит…
Лифт вознёс нас на самую вершину небоскрёба — к стоянке авиатакси.
— Куда теперь? — спросил я.
— Куда-нибудь на крышу.
— Мы и так на крыше.
— Эта не в счёт… — он оглядел меня с весёлым любопытством. — А почему бы и нет? Полетели на ту, помнишь?
— Ты хочешь драться?! — изумился я.
— Боишься?
— Ещё чего!
…Унылый район стал ещё более унылым — с дня памятной потасовки я ни разу над ним даже не пролетал. Бледно-жёлтая кровля выгорела почти до грязно-белого цвета, и только несколько относительно свежих жёлтых заплаток напоминали об изначальном цвете.
— Двадцать лет спустя преступников потянуло на место преступления, — пошутил я, пройдясь мимо столиков в одну сторону и в другую. — Тут почти ничего не изменилось! Какое убожество! Хорошо хоть столы и стулья протирают! Может, закажем чего-нибудь? Не сидеть же просто так!
— Я уже заказал, — Иван отодвинул один из стульев. — Не будь чистоплюем: нормальная крыша. Я даже хотел её выкупить, но передумал: может, ещё кому-нибудь на ней повезёт?
— Выкупить? Зачем? И о каком ты везении?!
— Судьбоносное место, — коротко сообщил он и, чуть помедлив, пояснил: после нашей драки было сочтено, что у него есть скрытая тяга к экстриму. Поэтому какое-то время спустя ему предложили интереснейшую работу — исследование оранжевых и красных.
— И что интересного в этой работе? — поинтересовался я. — Живи, непонятно где, общайся непонятно с кем…
— Для кого как…
— Нет, правда, что?
Архаика непотопляема, скучающим тоном пояснил Иван, тем и интересна. Чем дальше будут уходить технологии, тем больше в нашей жизни будет и архаики — суеверий, увлечений древними практиками. По-видимому, он и в студию пришёл из-за того, что театр — древнейшее искусство. Тогда это не осознавалось, но теперь, задним числом…
— А-а, — протянул я и хотел было брякнуть: «У тебя это, наверное, от жёлтой мамы», но спохватился: вдруг он рассердится? А потом меня настигло важное соображение. — Послушай, — произнёс я с изумлением, — получается, если бы не наша драка, то ты бы и не занялся красными! Вот не думал, что сыграл такую роль в твоей судьбе!
Мне хотелось, чтобы и он это прочувствовал: нас объединяет гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд!
Косо глянув на меня, Выготский сказал: и правильно. Он тоже никогда не думал, что я сыграл в его судьбе хоть какую-то роль. На моём месте мог быть, кто угодно, и он подрался бы с этим типом.
— На моём месте мог быть только я — это же очевидно!
— Я так не считаю. Тебе объяснить разницу между объективной реальностью и субъективным восприятием?
— Спасибо, обойдусь! И всё ж таки… Ладно, неважно, — я сел за стол напротив него и сменил тон на непринуждённый: — Как поживаешь?
— У меня лето, — кашлянув в кулак, сообщил Иван. — Тёплый вечер. Сижу на нормальной крыше в компании зелёного трепла и жду неплохого вина.
— Да ладно тебе, — произнёс я миролюбиво. — Я же не специально! Её сыну понадобилась операция, не предусмотренная жёлтой страховкой. А я работаю в зелёной клинике — вот она ко мне и обратилась. По-твоему, я должен был ей отказать? Не спорю: Зелёный кодекс так и предписывает. Но что поделать: проявил слабость. И что же: мне следовало сказать ей: «Сначала Иван, а я только после него: мы с ним так договорились»? Или самому податься в жёлтые? Но ведь, если разобраться, всё получилось, как мы планировали с самого начала. Помнишь, мы попросили её выбрать одного из нас? Тогда она не смогла, но годы спустя обратилась ко мне. Это был её отложенный выбор.
— И ты решил переспать с ней, чтобы это ни в коем случае не выглядело, будто твоя помощь продиктована сочувствием?
— Вот видишь: ты и сам всё понимаешь, — только произнеся эти слова, я внезапно сообразил, что, если это понимает Иван, то, конечно, это с самого начала было ясно и Системе. И, если мой рейтинг тогда не пострадал, то потому, что у СМК могли быть на этот счёт свои расчёты. Не исключено, что и МВ тогда уступил не мне, а по рекомендации свыше. Кого я хотел обмануть!.. Или меня спасло стремление к внешним приличиям — то, что внешне моё нарушение не выглядело вопиющим? Может, и так.
Выготский молчал: трудно было сказать, насколько его убедили мои слова.
— Понимаю, — продолжил я, — где-то в глубине подсознанья, у тебя хранилась мысль, что опция первой ночи с Ниной — всё ещё за тобой. Первой по отношению ко мне, конечно, а не вообще. Но мы же с тобой уже не семнадцатилетние придурки, чтобы всерьёз думать, будто судьбы людей могут решаться подбрасыванием туфля!
— Сейчас бы я уложил тебя за полминуты, — вздохнул Иван. — И всё пошло бы по-другому. А, может, и нет: не пошло бы…
— «Уложил»? Я тоже, знаешь ли…
— Сейчас я моложе тебя, но дело даже не в этом. Мне случалось недели проводить среди оранжевых, а среди красных — месяцы и месяцы. Знаешь, что я делал у красных? Рубил дрова, носил воду из колодца, охотился. Сейчас у тебя просто не было бы шансов. Ты хоть знаешь, что такое «дрова» и «колодец»?
Я хотел ответить: врать не буду, в жизни никогда не встречал, но… Но тут, наконец, прибыли вино и сырная тарелка. Приятным девичьим голосом дрон извинился за задержку: заказ — далёкий от типичного, пришлось лететь издалека. Я посмотрел на этикетку бутылки и присвистнул: дорогое винцо!.. «Пино нуар» 2036 года — одно из любимых вин МВ, и даже он позволяет его себе лишь по особым случаям, а мне и вовсе не доводилось пробовать. После нашего заказа его осталось всего 14706 бутылок.
Прежде чем сделать глоток стоимостью в мой рабочий месяц, я направил бокал к солнцу и какое-то время любовался цветом — изумительный тёмно-бордовый! Запах оказался тонким и насыщенным. А вкус… внезапно я ощутил лёгкое разочарование: да, приятный, но я-то ожидал большего — чего-то поистине волшебного. Может, я его просто не распробовал? Глоток, ещё глоток. А, может, надо с сыром? Да, так намного вкуснее. И спохватился: пить такое вино без тоста — преступление.
