class="p">— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, Кадмус.
Он откатывается от меня, предлагая некоторое облегчение растущей боли в моем лоне.
— Ты знаешь, я оказываю услуги только тогда, когда в этом есть что-то для меня.
Я прекрасно понимаю, что одолжение, которого он ищет, — это не секс, а наркотики, в которых я отказывала ему. Пейотль, который он принимал неделями в своих неудачных попытках убежать от ужасов, все еще затуманивающих его разум. С той ночи у водопада он ни словом не обмолвился о том, что случилось с ним во время изоляции в Калико. Хотя наркотики, возможно, и подарили ему моменты удовлетворения, они сделали его бесполезным для нашего дела и чуть не оборвали его жизнь, когда последний улей предпринял атаку на нас. Если бы не Тит, Кадмус был бы убит с улыбкой на лице. Счастливым, как листья на тополе.
Игнорируя его просьбу, я перекатываюсь на спину и поворачиваюсь к нему лицом.
— Я хочу, чтобы ты наказал отца Тессы. Но не убивай его.
Его челюсть сдвигается, острые плоскости костей дают жизнь невысказанному размышлению в его голове.
— Зачем?
Я могла бы рассказать ему, но у меня такое чувство, что, увидев это своими глазами, он причинит боль ее отцу.
— Иди посмотри сам. Внутри их палатки. Я даже не уверена, что он там найдет, но если судить по предыдущей реакции Тессы, я уверена, что она не будет невинной.
— Что бы ты хотела, чтобы я сделал? По нотке отвращения в его голосе я знаю, что он понимает, что я имею в виду.
— Убедитесь, что он не сделает этого снова. Ни с одним ребенком.
Наконец поворачиваясь ко мне лицом, он носит вызывающее выражение человека, которого я знала еще в Калико. Того, кто находил развлечение в мучениях.
— Как тебе повезло, что мне нравится причинять боль почти так же сильно, как получать от этого кайф.
— Тогда ты не разочаруешь. Когда он встает с кровати, пряча свою настойчивую эрекцию за штанами, которые он натягивает на бедра, я смотрю на него снизу вверх.
— Только не перед девочками.
— Конечно, нет. Он спрыгивает с кузова грузовика, засовывая лезвие за пояс, прежде чем исчезнуть из виду.
— Он убьет его, ты знаешь. Титус все еще лежит спиной ко мне.
— Это то, что я бы сделал.
— Эти девушки не выживут сами по себе. И мы не можем взять их с собой. Мы понятия не имеем, во что ввязываемся вместе с этими повстанцами. Они могут быть настроены враждебно по отношению к нам.
Он перекатывается на спину и подсовывает руку под голову.
— Тогда тебе, вероятно, не следовало посылать обученного убийцу за этим человеком.
Прикусив губу, я на мгновение задумываюсь над этим и вскакиваю на ноги. Выпрыгивая из машины, я натягиваю ботинки и смотрю на Кадмуса, который еще не добрался до палатки. Не смея окликнуть его, я бегу сквозь темноту, чтобы догнать, и мы оба останавливаемся, услышав приглушенные рыдания. Мы обмениваемся взглядами.
— Обещай мне, что ты не убьешь его, — шепчу я.
— Ничего не обещаю. Кадмус рванулся вперед, но я схватил его за руку.
— Мы не можем взять девочек с собой. Не туда, куда мы направляемся. Они не смогут выжить здесь в одиночку.
— Я не убью его. Но он пожалеет, что не умер.
Мы тихо крадемся к палатке, звуки рыданий становятся громче по мере нашего приближения, и мы низко приседаем, держась в тени с ее стороны.
— Ты хорошая девочка. Папа скоро закончит, и ты сможешь вернуться ко сну. Шорохи и хрюканье прерывают рыдания девочки, и она кричит.
— Будь ты потише. Или эти большие люди тоже займутся тобой. Ты этого не хочешь. Они не будут относиться к тебе хорошо, как папочка. Они разорвали бы такое маленькое создание, как ты, пополам.
Отвращение разгорается в моей груди, мои руки сжимаются в кулаки, и мне требуется каждая унция самообладания, чтобы не приказать Кадмусу вырвать ему язык из черепа, пока он исполняет свое наказание.
Без подсказки Кадмус встает и направляется к передней части палатки, не утруждая себя тем, чтобы оставаться незамеченным. Я вижу его силуэт в свете все еще горящего костра, но прерывистое дыхание из палатки говорит мне, что отец Тессы понятия не имеет, что его ждет.
Тесса кричит, и я вижу, как тень Кадмуса бросается вперед.
— Что, черт возьми, вы делаете? Ужас в голосе отца, сопровождаемый резким ворчанием, приносит мне чувство удовлетворения, когда я вскакиваю на ноги и обхожу палатку, чтобы обнаружить Кадмуса, вытаскивающего голого мужчину за ногу. Кровь на его лице — это то место, куда он явно получил первый удар своего наказания.
Их будет больше. Еще много.
Кадмус тащит его безвольное тело через лагерь по гравию и камням, пока не исчезает вместе с человеком за холмом.
Как только они скрываются из виду, я захожу в палатку и вижу Тессу, которая сидит, свернувшись калачиком, в углу, обнаженная и дрожащая. Свет от костра снаружи высвечивает слезы в ее глазах. Рядом с ней девочка-малышка безмятежно сосет большой палец, как будто она привыкла к таким бурным пробуждениям.
Я опускаюсь на колени и протягиваю руку, но Тесса отталкивает себя.
— Ты в порядке?
— Т-т-тот человек. Он т-т-забрал моего папу. Он собирается к-к-убить его.
Крик ее отца эхом доносится откуда-то из-за холма, и Тесса хнычет, подтягивая колени к груди.
— Он не убьет его. Кадмус просто… наказывает его за то, что он сделал с тобой.
Она не отвечает, но дрожь ее губ говорит мне, что она все еще боится и не доверяет моим словам.
— Твой папа тебя иногда наказывает? Когда ты делаешь что-то плохое?
Она неуверенно кивает, и малыш рядом с ней тоже кивает. — С-с-шлепает нас. Иногда.
— Ну, это то, что делает мой друг. Он наказывает его, чтобы тот больше никогда не причинил тебе вреда.
— Он не к-к-убьет его?
— Он не убьет его. Я обещаю тебе.
Я молюсь, чтобы он этого не сделал. Как бы мне ни хотелось избавить их двоих от этого человека, я знаю, что они никогда бы не выбрались сюда сами. Из того, что я лично узнала о мародерах, бродящих по этой пустыне, ее отец был бы меньшим злом.
Вдалеке раздается еще больше криков, и Тесса поднимает голову, как будто пытаясь определить, к наказанию они или к смерти.
— Хотя после этого ему, вероятно, будет очень больно. Вы можете позаботиться о себе пару дней?
Она кивает, высвобождая ноги, и когда она расправляет их, я вижу ее маленькие набухающие груди над беременным животом, покрытым синяками от того, что, как я полагаю, было щипками и шлепками. Я переключаю свое внимание на младшего, чтобы не смотреть на то, что только разжигает мой гнев, и я испытываю ни с