крыла Баварского крестьянского союза Людвигом Гандорфером, направились к казармам на западе и северо-западе Мюнхена. Расквартированные там солдаты присоединились к процессии и вместе с ней участвовали в захвате многочисленных общественных зданий. В пивном зале «Матезер» был образован солдатский и под руководством Эйснера рабочий совет. Королевская семья по предложению министра внутренних дел покинула баварскую столицу. Поздним вечером Эйснер открыл в ландтаге учредительное заседание баварского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, избравших его президентом. В обращении к населению, появившемся утром следующего дня, Эйснер объявил Баварию республикой, сообщил о выборах Конституционного национального собрания и провозгласил окончание братоубийственной войны между двумя социалистическими партиями{22}.
«Физиономия революции начала вырисовываться, — записал в своем дневнике 7 ноября либеральный дипломат граф Гарри Кесслер. — Постепенный захват: ее власть с помощью восставших матросов расползается от побережья как масляное пятно. Они изолировали Берлин, который скоро станет островом. Все совсем не так, как это было во Франции, здесь революция движется из провинции в столицу, с моря на сушу — стратегия викингов». Спустя сутки в сводке прусского военного министерства события описывались следующим образом: «9 утра: сильные беспорядки в Магдебурге, час пополудни: в расположении исполняющего обязанности командующего 7 армейским корпусом грозят разразиться беспорядки. 5 часов пополудни: ГалленЛейпциг стали красными. Вечер: Дюссельдорф, Гальтерн, Оснабрюк, Люнебург — красные; Магдебург, Штутгарт, Ольденбург, Брауншвейг, Кельн — красные. 7 часов пополудни: исполняющий обязанности командующего 18 армейским корпусом во Франкфурте на Майне смещен с должности»{23}.
С вечера 7 ноября на столе у военного кабинета в Берлине лежал ультиматум социал-демократов. Правление СДПГ и ее фракция в рейхстаге требовали, во-первых, снятия запрета на собрания НСДПГ, который ввел главнокомандующий в Бранденбургской марке и губернатор Берлина генерал фон Линзинген. Во-вторых, они требовали максимальной лояльности со стороны полиции и военных, в-третьих, переустройства прусского правительства в духе парламентского большинства, в-четвертых, усиления социал-демократического влияния в правительстве рейха и, в-пятых, отречения кайзера и отказа кронпринца от престола.
Принц Макс Баденский расценил ультиматум как расторжение «пакта», заключенного, как он полагал, утром того же дня с Фридрихом Эбертом. На вопрос о том, будет ли он сражаться на стороне принца против социальной революции, Эберт, по крайней мере по словам канцлера, ответил, что если кайзер не отречется, то социальная революция неизбежна: «Однако я не хочу этого, так как я ненавижу революцию как смертный грех». Конечно же, вечером 7 ноября Эберт думал также, как и утром. Однако становилось все очевиднее, что дальше не будет возможности придерживаться старой социал-демократической позиции, делавшей различие между монархией и монархом. Восстание масс погребло под собой подобную изощренную тактику и вынудило СДПГ выступать более радикально.
Принц Макс Баденский поначалу хотел ответить на социал-демократический ультиматум своей собственной отставкой, однако его еще раз удалось удержать от этого шага: вечером 7 ноября Шейдеман выступил с заверениями в военном кабинете, что социал-демократы не пойдут на разрыв до подписания перемирия. Буржуазные партии были раздосадованы таким образом действий СДПГ, однако быстро смирились с неизбежностью. Центр и Прогрессивная народная партия со своей стороны теперь также требовали отречения императора, и даже национал-либералы дали понять, что приветствовали бы подобный шаг с его стороны. Ключевую роль СДПГ подчеркнул не названный по имени ведущий депутат Прогрессивной народной партии, заявивший в «Берлинер Цайтунг ам Миттаг»: «Сейчас Германией невозможно управлять без социал-демократов. Они абсолютно необходимы для образования большинства, иначе революция пойдет не упорядоченным и мирным путем, а по пути большевизма со всеми ужасами гражданской войны».
Вечером 8 ноября Вильгельм II все еще оставался кайзером Германии и королем Пруссии. Тем не менее социал-демократы теперь уже публично заявили о том, что Шейдеман признал в военном кабинете еще днем ранее: «Партия не желает пока выходить из правительства до заключения перемирия». (На перемирие можно было рассчитывать лишь через несколько дней, так как немецкие переговорщики покинули Берлин 6 ноября и пока еще не достигли штаб-квартиры союзных войск.) Продлевая срок действия своего ультиматума, СДПГ могла сослаться на определенные успехи, достигнутые ею в результате переговоров с правительством и партиями большинства: имперским законом вводилось всеобщее равное избирательное право для Пруссии и всех немецких земель на основе пропорциональных выборов; гарантировалась немедленная парламентаризация Пруссии, так же как и усиление социал-демократического влияния в имперском правительстве. Кроме того, был отменен недавний призыв в армию, вызвавший общественное возмущение{24}.
Когда утром 9 ноября 1918 г. газета «Форвартс» вышла с этими заявлениями правления партии и фракции СДПГ в рейхстаге, революция уже достигла столицы. Население возмутил арест 8 ноября одного из руководителей движения «революционных старост» Эрнста Доймига, а также введение по приказу главнокомандующего в Бранденбургской марке постов безопасности на крупных предприятиях. Вечером 8 ноября через своих доверенных лиц руководство СДПГ узнало о том, что и берлинские рабочие готовы теперь выйти на улицы. Вслед за этим в 9 часов утра следующего дня секретарь берлинского отделения партии Отто Веле объявил от имени СДПГ всеобщую забастовку и призвал рабочих к «решительному бою под старыми общими знаменами». Спустя час Шейдеман объявил о своей отставке с поста статс-секретаря.
В это же время на свое заседание собралась социал-демократическая фракция рейхстага. Эберт сообщил, что уже состоялись переговоры с независимыми социал-демократами и представителями рабочих. СДПГ собиралась в ходе акции действовать совместно с рабочими и солдатами: «Социал-демократия должна захватить правительство, целиком и полностью, также как в Мюнхене, однако по возможности без кровопролития». Непосредственно после заседания фракции планировалось провести переговоры с представителями солдат и рабочих, а затем потребовать у правительства «передать нам власть». В случае отказа акция должна была быть продолжена. После обмена мнениями, в котором приняли участие практически все присутствовавшие представители рабочих, социал-демократическая фракция рейхстага целиком согласилась с предложениями правления партии.
В отличие от социал-демократов большинства независимые социал-демократы 9 ноября были способны лишь на ограниченные действия: их председатель Гуго Гаазе находился в Киле, а без него партия не решалась на какие-либо действия в противовес партии большинства. «Революционные старосты», находившиеся на левом фланге НСДПГ, запланировали крупную рабочую акцию только на 11 ноября, хотя Карл Либкнехт настаивал на более раннем сроке. Таким образом, социал-демократы большинства утром 9 ноября получили возможность заполнить организационный и стратегический вакуум, и они воспользовались этим шансом.
Двойной удачей стала для СДПГ ситуация в войсках. За исключением трех батальонов егерей, 9 ноября в Берлине не было никаких регулярных частей, а Наумбургские егеря — батальон, всего за несколько дней до описываемых событий переведенный в столицу и считавшийся особенно верным кайзеру, — сами предложили, чтобы кто-нибудь из
