объяснил:
— Их говорил — наш молчал. Наш заговорил — их сердился. Очень сердился — голова терял, голова из окопа показывал, я головам стрелял… Раз стрелял, два стрелял, потом три стрелял…
Однако Ходжаев казался чем-то обеспокоенным. Не прикоснувшись к котелку, в котором был оставлен обед, он разыскал Засухина.
— Старший сержант, вчера разведка ходил?
— Ходил.
— Право дороги лесом ходил?
— Ходил, — подтвердил Засухин.
— Тебя утром фриц собаком искал. Твоя нога запах давал. Собака землю нюх-нюх…
Старший сержант задумался. Обычно немцы применяли овчарок в тылу, разыскивая партизан. Появление на участке ищейки, несомненно, было результатом бесследного исчезновения велосипедиста со штабным пактом, и это не сулило ничего хорошего, — сегодня ночью Засухину предстояло снова идти в тыл врага.
Ходжаев хлопнул Засухина по колену:
— Тебе на разведка снова идти?
— Иду нынче, — ответил Засухин.
— Тогда я правильно делал — собака убил, фрица оставил. Тебе думал, тебе жалел.
Ходжаев по-детски весело хлопал разведчика по колену.
— Убил собака, а фриц пока живой ходит. Тебе собака мешать будет, а фриц нюх-нюх не может…
Засухин положил на плечо снайпера большую руку:
— Застрелил, значит, собаку? Это — спасибо тебе.
Довольный собой, Ходжаев шутил:
— Пускай собака счет идет. Фрица не бил, собака бил. Собака — фриц. С собакам восемь будет.
12
А на командном пункте тем временем происходило вот что: заранее предвидя тревогу в штабе полка, Трофимов объяснил по телефону причину разгоревшейся стрельбы. Как и следовало ожидать, разговор получился неприятный, но закончился довольно весело.
— Все-таки подтяните, старший лейтенант, — неопределенно приказал начальник штаба. — А потом еще… им у этого Коптева «серенаду» его заберите. Любопытно уж очень, шельмец, накатал. В третьем батальоне слышали, так животы надорвали.
В заключение разговора он совсем по-граждански взгрустнул:
— Сколько же талантов у нас пропадает! Вашему бы Коптеву институт кончить да фельетоны писать.
Получив приказание явиться на командный пункт к Трофимову, Коптев не подал вида, что ему не по себе.
— Ну, даст взыскание, а за что? Я ответить сумею. Ежели я Гитлера обложил, кто мне это запретить может? А разговорную трубу все равно не отдам, потому что она по моему голосу делана…
И все же, подходя к командному пункту, Коптев постепенно замедлял шаги. За короткие дни совместной службы он начал уважать Трофимова, и предстоящий разговор его тревожил.
— Разрешите войти, товарищ старший лейтенант.
— Войдите.
Трофимов ответил совершенно спокойно. Продолжая заниматься бумагами, он делал вид, что не обращает на Коптева никакого внимания, и, только уверившись, что боец терпеливо и, по-видимому, волнуясь дожидается разговора, повернулся к нему.
Смотря в упор в плутоватое рябое лицо солдата, он серьезно спросил:
— Товарищ Коптев, вы белье сменили?
Такого вопроса Коптев не ожидал и смешался.
— Не успел, товарищ старший лейтенант.
— Не успели? Почему?
— Занят был… Отлучался на время.
— Напрасно… Всем белье заменяли… Что же это вы, вшей разводить задумали?
— Заменю, товарищ старший лейтенант!
— Постарайтесь… Хорошо, что обстановка у нас, знаете, такая, что час или два большой разницы не составляют. Живем как на даче: когда захотел, тогда и переоделся, когда вздумал, тогда и отлучился…
Награжденный от природы чувством юмора, Коптев не мог не понимать насмешки, звучавшей в словах командира роты. Трофимов не щадил его.
— Если вы решили остаться в грязном белье, вас, конечно, отвлекло очень серьезное дело?
Коптев молчал, и Трофимов понял, что он сдается.
— Что вы делали, когда раздавали белье?
— Вы же знаете, товарищ старший лейтенант, зачем спрашиваете?
Тон у Коптева был смущенный, Трофимов подошел к нему.
— Я действительно все знаю и недоволен. Шутовской мат — не оружие, запомните навсегда. Это раз. Во-вторых, вы явились виновником перестрелки, которая только случайно не повлекла бессмысленных жертв. Это два. В-третьих, вы рисковали собой, прекрасно зная, что ваша жизнь принадлежит Родине, а ответственность за нее поручена мне… Это три…
Трофимов облокотился на стол.
— Я бы мог вам сказать и в-пятых, и в-шестых, и и седьмых, но все это вы знаете сами. Вы человек умный и веселый. Это хорошо. Тот, кто не унывает на фронте и умеет воевать, чего-нибудь да стоит. Но запомните: шуткам место в блиндаже, в товарищеской беседе… Взыскания я вам никакого не дам, но через полчаса вы принесете свой рупор и написанную вами «серенаду».
Коптев замялся:
— Серенада-то при мне, а насчет трубы трудновато. Я ее на позиции оставил.
— Хорошо. Поверю на честное слово, что вы до нее не дотронетесь.
— Есть, товарищ старший лейтенант…
В роту Коптев вернулся веселый, но малоразговорчивый.
— Ну что, попало? — спросили товарищи.
— Попасть мне ничуть не попало. Серенаду мою начальство взяло и в Москву издавать повезло, но передачи отменяются по политическим соображениям. Понятно?
13
Перед самым утром следующего дня Засухин прицел нового «языка» — унтер-офицера связи, которого разведчику пришлось высадить из легковой машины. Пленный хмуро молчал, отворачивался от любопытных взглядов. Это был высокий, широкий в плечах, красивый человек. Он хромал, а его лицо безобразил красный, не успевший еще посинеть кровоподтек, закрывавший всю правую щеку. Засухин вернулся без пилотки и с разорванным рукавом гимнастерки. Был он спокойнее, медлительнее и молчаливее, чем обычно.
Но Евстигнеева это не удержало от шутки:
— А что, старший сержант, этот фриц, видать, не очень-то легок был? Вы его в гости к нам приглашали, а он небось отказывался, — дай, мол, сначала за плечико подержусь, материал попробую — из чего Красная Армия гимнастерки шьет?
Пленного сейчас же отправили в разведотдел. Засухин пошел к Трофимову. Возвращая часы, он сообщил:
— Перемены у них есть, товарищ старший лейтенант.
— Какие?
— По дороге мотоциклов много ездит, и танка на прежнем месте нет.
Недели две назад Засухин высмотрел, что на окраине села стоял хорошо замаскированный, глубоко вкопанный в землю танк.
— Что же, он ушел вовсе? — спросил Трофимов.
— На опушку перегнали, временно ветвями покрыли. Он туда своим ходом пришел. Я вам на карте обозначу…
Следя за ногтем. Засухина, Трофимов отметил новую огневую точку.
— И еще, товарищ старший лейтенант, когда я дорогу стерег, человек двадцать с шанцевым инструментом прошло, — должно быть, мастерить что-нибудь думают.
— Других перемен не видели?
— Другого не заметил.
— Хорошо… Гимнастерку вы получите новую.
Трофимов был доволен. То, что сообщили ему командиры взводов, радовало. Пополнение хорошо всасывалось в роту, больных не оказалось. Правда, в первом взводе один из новичков пожаловался на живот, но когда речь зашла об отправке на медпункт, идти он не захотел.
— Мне бы порошков только…
Старшина Миусов рассердился:
— Выходит, я зря книгу пачкал?
В тот же день, пробираясь по ходу сообщения, Коптев
