Глава 4
Улыбайся, даже когда тебе грустно…
На следующий день Игнатьева решила все рассказать Инге. Она с нетерпением ждала перемены.
Первый урок тянулся невыносимо долго. Физика. По закону парных случаев ее тоже вела директриса. Она что-то бубнила о проекциях радиус-векторов, ускорении и прочей непонятной ерунде. Лиза усиленно пыталась понять хоть что-то, но безуспешно.
В какой-то момент ее внимание привлек небольшой лист бумаги, ходивший по классу. Он передавался с парты на парту. Кто-то чего-то дописывал в нем, кто-то чего-то шептал, а потом прыскал со смеху. Лиза заметила, что запустил этот листок не кто иной, как Вениамин, направив его самой мисс барби, после чего та, противно хихикнув, пустила его дальше по классу. А перед окончанием урока листик вернулся к Ольге, и она положила его себе в сумку. Когда наконец прозвенел звонок, Лиза быстро поднялась и потащила за собой Ингу. Вторым уроком была тоже физика, поэтому тратить время на уборку учебников не пришлось.
Чтобы поговорить, им пришлось уединиться в туалете.
Как и полагала Лиза, Инга не пришла в восторг.
— Ты это серьезно? — спросила она.
— Ну да…
— Блин, не верится мне что-то!
— Ты думаешь, я вру?! — насупилась Лиза.
— Нет, не в этом дело, — задумчиво протянула она и села на подоконник.
— А в чем? — удивилась Лиза и присела рядом.
— Ну не верю я, что он мог так измениться!
— Как?! Как измениться? Да ты хоть что-нибудь о нем знаешь? Хоть я ему не совсем верю, но ведь нужно видеть в людях лучшее! Как ты можешь говорить о нем то, чего точно не знаешь? Как?
— Видеть лучшее? А ты уверена, что оно в нем есть?
— Ты… Ты…
— Стой, Лиз, не надо ссориться, я лишь хотела…
— Что ты хотела? Что?
— Я… — начала было говорить Инга, но Лиза ее снова прервала.
— Что значит «не надо ссориться»? Это я ссорюсь? Я тебе, как подруге, а ты!
Лиза быстро спрыгнула с подоконника и направилась к выходу. Но дойти до двери не успела — в уборную прямо-таки влетела директриса.
— Чем это вы тут занимаетесь? — визгливо проговорила она. — Курите небось?
— Что? — малость опешила от такого напора Лиза.
— Марина Петровна, мы не ку… — начала оправдываться Инга.
— Я же чувствую, тут дымом пахнет!
Девушки растерянно молчали.
— Пахнет! Да еще как! А теперь быстро в мой кабинет!
Подругам ничего не оставалось, как подчиниться. Когда они выходили из туалета вслед за директрисой, Ляпина тихонько спросила:
— Ну что, покурили?
И вся гоп-компания так и прыснула со смеху.
Оставшуюся перемену «курильщицы» провели в кабинете директора, упражнявшейся в красноречии.
— Как вы могли! Игнатьева, Зверева! Ну ладно Игнатьева, она недавно перевелась, я ее не знаю, но ты, Зверева! Как ты могла! Как ты докатилась до такого!
— Марина Петровна, я не…
— Молчать! — прокричала Марина Петровна так, что уши заложило. — Не хочу ничего слушать! Девочки, ну вы же девочки! Вам не пристало курить! Вы отравляете свой организм! А вам же еще детей рожать! Вам должно быть стыдно! Ваши товарищи в туалет не могли зайти, столько там было дыма!
— Товарищи?
— Да! Что, уже не помните? Как мне сказала Олечка, увидев ее, вы сразу открыли окно! Вы же прекрасно знаете, что на территории школы курить запрещается. А что, если проверка? Да что с вами разговаривать! Значит, так. Я сегодня же сообщу вашим родителям. Пусть они принимают меры. Ну это ж надо! Чтобы две десятиклассницы…
На втором уроке Лиза сидела осунувшаяся и безмерно расстроенная. Ну как это так? Первая неделя в школе — и такие неприятности. А все из-за этой Ляпиной. Ведь ясно же, что она их оклеветала. И вдобавок Лиза поссорилась с Ингой. Только потому, что та высказала свою точку зрения. Лиза безумно сожалела о своей вспыльчивости. Ведь, в сущности, она догадывалась, что Инга примерно так и отреагирует.
Скосив глаза в сторону подруги, Лиза заметила, что та что-то быстро пишет на клочке бумаги. Когда она пододвинула к ней листок, Лиза прочла и просияла:
«SMILE!! Улыбайся, даже когда тебе грустно. Ведь кто-то может влюбиться в твою улыбку!»[1]
Заметив ее улыбку, Инга облегченно вздохнула.
Дома Лизу встретила донельзя серьезная мама.
— Ма-ам, что-то случилось? — испуганно спросила она.
— Случилось, Елизавета. Раздевайся и проходи в гостиную. Я тебя жду.
О, «Елизавета» — это уже плохо. Так родители называли Лизу, когда случалось что-то очень важное и неприятное.
— Мам, ну что?
— Лиза, ты КУРИШЬ???
— Я? — растерялась Игнатьева.
— Лиза, мне позвонила директор школы! Она вас застукала!
— Мам, ну это же неправда!
— Значит, директор врет?
— Мам, ну там целая история произошла…
— Я ничего не хочу слышать, Лизавета! Я верю, что ты просто оступилась! Но если это еще раз повторится, если это хоть раз повторится, Лиза, я не знаю, что тогда будет! Тебе понятно?
— Да, мам. — Она решила не противоречить, ведь в некоторых случаях лучше промолчать.
— И еще, Лиз, отцу говорить ничего не будем. На первый раз. Ему знать необязательно.
— Спасибо. — За это Игнатьева действительно была благодарна: папа не выносил табачного дыма.
— Но меры я приму и сама: домашний арест. На неделю.
— Ну ма-ам!
— Я сказала! На неделю! Понятно?!
— Ага, — буркнула Лиза и удалилась в свою комнату.
— И ты не дослушала! — крикнула мама ей вдогонку. — Никакого Интернета до следующего понедельника! Завтра же его отключат! Я уже позвонила провайдеру!
