София, быстро, все рассказала. Она всегда восхищалась решительностью Ани с Надей:
– Они даже не раздумывают, им сразу все понятно… – Надя отозвалась:
– Ее теперь пару дней не выпустят из изолятора, такие правила… – девочка закатила красивые, темные глаза, – надо ее поддержать, навестить, передать что-нибудь вкусненькое… – София удивилась:
– Но врачи не пустят нас в медицинский блок… – Аня четкими, уверенными движениями закончила гирлянду:
– Нам и не надо в медицинский блок, нам надо оказаться под ее окном… – Павел убежал на кухню в кашемировом пальтишке. Надя подхватила его ушанку:
– На улице похолодало, не надо, чтобы он ходил без шапки… – близняшки командовали братом, но и заботились о мальчике. София прыгала вниз по каменной лестнице, размахивая коньками
– Обо мне они тоже заботятся, а ведь я им даже не сестра… – она смутно помнила, что в Перми часто ночевала в одной кровати с близняшками или Павлом. Девочки объяснили Софии, что ей снились кошмары. Она, разумеется, не знала, что Аня и Надя строго сказали брату:
– Ни о чем ей не напоминай. Что было, то прошло. Она больше не воет, не кусается, и не прячется под кроватью… – Павел хмыкнул:
– Разумеется, не буду. Теперь она нормальная, как все мы. Хорошо, что мы ничего не говорили врачам, иначе Софию бы увезли. Так нельзя, она стала нам, словно сестра…
По дороге на кухню, он вспомнил своего китайского друга, Пенга. Китайских детей давно отвезли на родину. На прощанье, Павел получил от приятеля набор для игры в маджонг. Он хотел выучить китайский язык:
– У них очень интересные вещи, совсем не похожие на европейские. Может быть, мне удастся попасть в Китай, встретиться с Пенгом…
Пока Павел отыскал в библиотеке довоенный, растрепанный учебник итальянского, по которому мальчик занимался сам. Язык оказался несложным, Павел мог составлять простые предложения:
– Andrò a Roma e Firenze… – он улыбнулся: «Когда вырасту, конечно». Пройдя через пустынную столовую, постучав в беленую дверь кухни, Павел, умильно, попросил:
– Можно какао с печеньем? Мы хотим покататься на коньках, перед ужином… – на льду озера проложили дорожки и устроили хоккейную площадку. Получив стальной термос и бумажный пакет, он взглянул на часы, в столовой:
– После ужина у меня и Ани рисование, Надя идет заниматься хореографией, а София, наверное, спустится в тир. Завтра суббота, школьный день короткий… – после обеда они шли на экскурсию в лес. Вечером афиша, в вестибюле, обещала им «Овода». Близняшки читали книгу в оригинале, для Павла она еще была слишком сложной:
– Я на каток, Василий Петрович, – небрежно сообщил мальчик охраннику, в форме без погон, – сестры меня послали за какао… – Василий Петрович поинтересовался:
– Коньки твои где, Левин… – мальчик приоткрыл дверь:
– У Ани с Надей, где еще… – мороз обжег лицо, Павел прищурился:
– Звезды какие крупные. Здесь тоже вокруг глушь, как в Перми… – София, заложив руки за спину, вертелась по дорожкам катка:
– У нее хорошо получается, она вообще спортивная… – Павел поймал поводок бросившегося ему под ноги мопса. Он услышал возбужденное тявканье, веселый голос Нади:
– Сейчас получишь какао, с печеньем. Запомни, комната семь, на втором этаже. У нас есть свободное место, для кровати. Думаю, воспитатели возражать не станут…
Сначала Павел увидел черные, тяжелые волосы девочки, собранные в небрежный узел. Смуглая рука, неловко, протянулась вперед, она погладила мопса:
– Очень хорошенький. Я помню, что у нас была большая собака… – Надя поставила пса на дорожку:
– Павел, давай сюда термос… – девочка спохватилась:
– Это наш младший брат, он ровесник тебе и Софии… – Павел открыл рот:
– Мне никто не сказал, что ты негритянка… – Аня отозвалась:
– Не сказали, потому что это неважно… – девочка слабо улыбнулась:
– Спасибо большое. Термос я спрячу, его не найдут… – Павел сглотнул: «Ты из Африки?». Аня фыркнула:
– Она родилась и выросла в СССР. Ее зовут Света… – теплые пальчики коснулись руки Павла:
– Света, да. Я рада, что с вами встретилась… – Аня, деловито, взглянула на часы
– Побежали. Надо покататься с горки, если мы на озеро вышли… – снег скрипел под ногами, в темном небе мерцали звезды. Обернувшись, Павел помахал маленькой фигурке девочки, у зарешеченного окна изолятора: «Скоро увидимся!».
На завтрак Давиду принесли пышный омлет, из деревенских яиц, с английским беконом, овсянку на сливках и кофе.
Он обосновался в кабинете начальника медицинской части. Майор робко предложил ему занять одну из пустующих комнат на этажах интерната. Давид, холодно, отозвался:
– Во-первых, мне нужна спецсвязь, а, во-вторых не след, чтобы ваши воспитанники меня видели. Я нахожусь на особом положении, товарищ майор медицинской службы… – по глазам врача Давид понимал, что младший коллега считает его, по меньшей мере, полковником. Покуривая сигару, он изучал записи разговоров с негритянкой:
– Или даже генералом, но меня никогда не влекла военная карьера. Мне достаточно звания частного консультанта, тем более, у меня есть ордена… – в разговоре с майором Давид заметил:
– Как я и обещал, я просмотрел ваше меню, и внес туда изменения. Не стоит давать детям столько сладкого. Лучше перейти на естественные источники сахара, например, фрукты… – он указал на блюдо с зимними грушами, на столе, – и вообще, растущие организмы должны получать больше белка. Это материал, для строительства мышц. Но вы правильно делаете, что варите овсянку. Овес, источник многих полезных элементов… – фарфоровая миска с овсянкой опустела.
Давид рассматривал вычерченную им таблицу. Он лично не говорил с негритянкой. Девочку допрашивал, если можно было так выразиться, начальник медицинской части:
– Тоже из соображений безопасности, – хмыкнул Давид, – но майор неплохо справился, надо отдать ему должное… – позвонив в Москву, новому куратору, доложив, что негритянка заговорила, Давид услышал обрадованный голос:
– Отлично! Подготовьте расширенную справку, Давид Самойлович. Товарищ Серов собирается в ваши края. Вы встретитесь с ним, дадите рекомендации по дальнейшей работе с девочкой… – сегодня служебная «Победа» везла профессора Кардозо в Бузулук.
Давид решил не спрашивать, что понадобилось председателю Комитета Государственной Безопасности в провинциальном заволжском городке:
– Это и вовсе не мое дело, – он затянулся сигарой, – а из Бузулука я улечу обратно на остров… – рядом с городом находился военный аэродром, куда Давид и привез негритянку:
– Удивительно, все-таки… – он, еще раз, пробежал глазами таблицу, – за два года ежедневного гипноза, она восприняла почти всю историю, которую ей внушали. Более того, она заговорила по-русски, пусть и не очень ловко. Английский язык она тоже не потеряла… – Давид задумался:
– И не потеряет, здесь его преподают. Русский она подхватит, у сверстников, на уроках в школе… – девочку звали Светланой, фамилию ей оставили американскую, Мозес. Родители Светы, коммунисты из США, приехали в Советский Союз до войны. Они участвовали в великих стройках социализма, и служили в армии. Ее отца, пилота, сбили американцы, в Корее. Мать, врач, погибла, попав с госпиталем в американский котел. Давид подозревал, что история правдива:
– Рассказ, что называется, перевернули с ног на голову, – усмехнулся профессор Кардозо, – но девочка, кажется, всему поверила… – он, в который раз, пожалел, что невозможно написать статью, по результатам случая:
– Для психологов такое стало бы очень интересным, – решил Давид, – сила внушения, наложенная на душевную травму, дала многообещающие результаты… – он напомнил себе, что о результатах надо судить не сейчас, а лет через десять:
– Посмотрим, что случится с ее памятью. И даже через десять лет еще не все будет ясно. Возможно, подавленные воспоминания дадут о себе знать и позже, как у пациентки Лакана… – красным карандашом Давид отчеркнул информацию, отсутствовавшую в материалах, с которыми работали психологи:
– У нее была собака Пират… – он почесал седоватый висок, – она жила в Скалистых горах, на ранчо. Девочка американка, сомнений нет… – Давид собрал бумаги:
– Ее память сейчас похожа на слоеный пирог. Мы не знаем, что она помнит, а что забыла. Может быть, она вообще притворяется… – Давид покачал головой:
– Вряд ли. Девочке восемь лет, она не в силах противостоять профессиональному
