известность как членов Подготовительной Комиссии, так и членов Священного Синода с Высокопреосвященнейшим Патриаршим Местоблюстителем во главе. Этих убеждений я, с Божией помощью, надеюсь держаться и на Соборе.
Испрашиваю Ваших братских и святых молитв, остаюсь с любовью о Господе Воскресшем
Василий, архиепископ
Брюссельский и Бельгийский
Хотя я и просил в своем письме митрополита Никодима ознакомить с его содержанием митрополита Пимена и членов Предсоборной Комиссии, тем не менее, зная, что часто такого рода письма задерживаются в Иностранном отделе и далее не пересылаются, я послал копии Патриаршему Местоблюстителю, архиепископам Минскому Антонию, Новосибирскому Павлу, Рижскому Леониду и епископу Саратовскому Пимену. Хотя все эти письма я послал заказными, никаких письменных ответов я не получил, но уже на Соборе мне стало известно, что все они дошли до адресатов. Я счел своим долгом послать копии письма нашему Экзарху митрополиту Антонию, епископу Петру Корсунскому и епископу Дионисию Роттердамскому. Зная, что представители Православной Церкви в Америке будут присутствовать на Соборе, я послал подобную копию архиепископу Сан-Францисскому Иоанну (Шаховскому). От всех, кто жил на Западе, я получил самые одобрительные и сочувственные ответы и отзывы на мое письмо митрополиту Никодиму.
25 мая 1971 года. Москва
Во вторник, 25 мая, около шести часов вечера, я прибыл самолетом Аэрофлота в Шереметьевский аэропорт Москвы. Из Брюсселя я вылетел один, так как два других соборных члена от нашей епархии, диакон Сергий Рейнгарт и В.Е. Драшусов, не участвовали в Архиерейском Совещании 28 мая и поэтому вылетали на три дня позже. В Амстердаме ко мне присоединился мой викарный епископ Дионисий Роттердамский, и мы в самолете, хотя и с некоторой осторожностью перед возможными микрофонами, много беседовали с ним о предстоящем Соборе. Между нами обнаружилось полное согласие во взглядах, хотя владыка Дионисий, как один из самых молодых епископов по хиротонии, да к тому же и советский гражданин (после последней войны, до этого он был эмигрантом), опасался открыто высказывать свои взгляды на предстоящем Соборе.
В самолете я разговорился с сидящим рядом с нами инженером из Киева, лет сорока, возвращающимся с какого-то научного конгресса. Насколько он был верующим и церковным человеком, трудно сказать, во всяком случае, он был на пасхальной заутрене во Владимирском соборе и знал по имени Киевского митрополита Филарета. Инженер живо интересовался предстоящим Собором и выборами Патриарха.
– Наверное, будет несколько кандидатов, а кто намечается? Выборы будут, конечно, тайные? – спросил инженер.
Мне было стыдно отвечать, что, по-видимому, будет всего один кандидат – митрополит Пимен (в лучшем случае, еще Никодим) и что выборы будут открытыми.
На лице моего собеседника изобразилось недоумение и разочарование.
– А почему так? – спросил он. – Разве это по церковным правилам?
– Нет, – ответил я. – Но еще ничего не решено окончательно, все зависит от самого Собора.
Инженера мой ответ несколько успокоил.
По приезде, при прохождении паспортного контроля в аэропорту со мною произошел небольшой инцидент, истинный смысл которого мне был долгое время неясен. Лейтенант-пограничник пристально всматривался в мой паспорт и вертел в руках листок моей визы, спрашивал (почему-то), откуда я приехал и какова цель моего приезда… Я сказал, что прилетел из Бельгии по приглашению Патриархии, на Собор.
– Подождите! У Вас что-то виза не в порядке!
Заставил меня подождать еще, а потом подозвал находившегося рядом майора и передал ему молча мой паспорт и визу. При этом я заметил, что он ему ничего на говорил и не спрашивал. Майор взял мой паспорт, отошел в сторону, встал ко мне спиной (я не видел, что он делал), но не прошло и трех минут, как он повернулся ко мне и сказал:
– Все в порядке, но пройдите к следующему окошку контроля.
Он заставил меня прождать еще некоторое время у этого окна, потом подошел и сам выдал мне мой паспорт. Смысл этих манипуляций мне был непонятен, виза у меня была в полном порядке.
– Вы, наверное, на Собор приехали? – спросил он меня. – Какие будут кандидаты? Говорят, что многие хотят Пимена?
– Митрополита Пимена, – поправил я его. – Да, его многие желают.
– А какие другие кандидаты?
Признаться, мне было стыдно отвечать на этот вопрос, что, видимо, будет только один кандидат, митрополит Пимен, и я сказал нечто неопределенное. Но отрадно было вновь почувствовать, что выборы Патриарха живо интересуют советских людей. Но почему лейтенант пытался оспаривать законность моей визы, понять не могу. Может быть, у него была инструкция не допускать меня в это время в СССР, а может, по неопытности профессиональной? Все остальные формальности прошли гладко, никакого осмотра багажа и обычное заполнение декларации о валюте.
По прохождении контроля меня и епископа Дионисия (у него никаких проблем с паспортом не было) встретили представители Патриархии и служащие Иностранного отдела: священник Владимир Есипенко и диакон Андрей Юрченко. Выяснилось, что из-за многочисленных делегаций, приглашенных на Собор, администрации Патриархии было трудно выделить для каждого заграничного архиерея особого сопровождающего. Поэтому о. Владимир был назначен сопровождать как меня, так и епископа Дионисия, чему я был безмерно рад, так как мне это давало больше свободы в передвижениях.[6] Меня также приехал встречать мой старший брат Игорь Александрович Кривошеин, живший в то время с семьей в Москве. И мы все вместе, с о. Владимиром Есипенко, епископом Дионисием и моим братом, отправились на машинах в гостиницу «Россия». Из разговоров по дороге выяснилось, что многие архиереи, в том числе наш Экзарх, митрополит Антоний, уже прибыли в Москву, хотя большинство еще не съехалось.
Не стану описывать гостиницу «Россия», в которой я остановился впервые. Грандиозная по размерам, с ее бесконечными коридорами и огромными «банкетными» залами, с претензиями на ультро-модерн в обстановке; в ней, как, впрочем, и во всех советских гостиницах, всегда что-то не действовало. То электричество в номере, то вода в кранах или в уборной… Зато телефон работал всегда безотказно, и можно было говорить из номера непосредственно с городом или даже с заграницей.
Как и другим архиереям, мне предоставили отдельный номер; к сожалению, духовенство и миряне, прибывшие на Собор, помещались в номерах на двоих. Наиболее «важные» гости Собора были размещены в западном корпусе, самом роскошном, а «сверхважные» были поселены в гостинице «Советская» (бывшем «Яре»), перестроенной после революции, увеличенной и считавшейся самой фешенебельной по тем временам в Москве. Среди гостей этого отеля были Патриарх Александрийский, а также американские делегаты Виллебрандс и Блейк. Впрочем, как мне объяснили позднее, это странное расселение, или изоляция «сверхважных» гостей от других членов, было сделано специально, дабы они
