палубе кто-то хохотнул коротко в темноте, совсем рядом, — Даль услышал знакомый голос матроса Ефима:
— А вот я, братцы, скажу вам сказку. На море на окияне, на острове на буяне стоит бык печеный, в заду чеснок толченый, с одного боку-то режь, а с другого макай да ешь…
Но утром, когда ветер переменился, Ефим взглянул на паруса, обронил:
— Ничего, под зарифленными марселями как раз дойдем…
Прибыли в Копенгаген.
Датские гардемарины закатили бал в честь русских товарищей. На бал пригласили девушек. У каждого была своя «дама». Когда начались танцы, Даль сбежал. Спрятался в чулане под лестницей — и уснул. Его растолкали перед ужином. Он вбежал в сверкающую залу и остановился растерянный — не мог вспомнить свою «даму».
Опять ездили смотреть дворцы и вельмож.
В Эльсиноре, на том месте, где принцу Гамлету явилась тень отца, гардемарины разыграли сцену из Шекспира.
Их принимал и настоящий принц — Христиан.
Он не жил в каменном сером замке, похожем на скалу. Жил в летней резиденции, зеленой и солнечной. Кусты подстрижены, дорожки посыпаны песком. Немолодой мужчина ждал гардемаринов в саду, грыз сочную грушу. У мужчины была жена — принцесса Луиза, десятилетний сын Фердинанд. При летнем дворце принца было хорошо налаженное хозяйство: искусно и тщательно, как на плане, вскопанные огороды, гладкий чистый скот, сытая домашняя птица. С таким принцем не могло произойти ничего чудесного.
Принцу доложили, что отец Даля — датчанин, тридцать лет назад уехавший в Россию. Принц обратился к Далю по-датски. Даль отвечал по-французски, что датского языка не знает.
Даль ходил по узким улицам острокрыших городов, слышал датскую речь вокруг, датчане здоровались с ним, брали ласково под руку. Даль ходил по земле своего отца, своих предков.
Он твердил себе: «Это моя родина, мой язык». Глазам и ушам было интересно. Сердцу прохладно. Как под серыми каменными сводами старого замка.
Даль стоял на берегу, у самого края датской земли, отмеченного белой пенной полоской прибоя. Перед глазами выплывали степь, дорога, покосившиеся избы, крытые соломой постоялые дворы. В размеренном тихом плеске моря слышалась Ефимова сказка:
На море на окияне, на острове на Буяне…
Князь Ширинский-Шихматов посадил Даля в коляску, повез по Копенгагену. Они стучались в чужие дома, искали людей по фамилии Даль — родственников. Дали-однофамильцы оказывались чужими, родственников не находилось. Князь огорчался. Даль радовался. Они были чужими — однофамильцы, а не родственники.
Даль хотел домой. Дом был там, за морем. Дания была родиной предков. Не его родиной.
Вечером накануне отплытия матросы пели на палубе. Песни пели русские, протяжные. Даль стоял поодаль у борта, слушал. Ему плакать хотелось.
Подошел Ефим:
— Что, ваше благородие, нешто жалко отсюда уезжать?
Даль покачал головой — нет:
— Домой хочу.
Ефим помолчал, потом сказал:
— Видать, правда — где кто родится, там и пригодится.
ДОПОЛНЕНИЕ. НЕКОТОРЫЕ МОРСКИЕ СЛОВА, ОБЪЯСНЕННЫЕ САМИМ ДАЛЕМ И ПРИВЕДЕННЫЕ ЗДЕСЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВСЕ БЫЛО ПОНЯТНО В ПРЕДЫДУЩЕЙ ГЛАВЕ
Бейдевинд — курс, путь, бег, ход судна сколь можно ближе к ветру.
Бригантина — бриг гораздо меньшего размера, с косыми парусами.
Ванты — веревочная лесенка с одной только правой стороны мачты для лаженья.
Встропливать блоки — блок: две деревянные щеки, между коими вставлен на оси кружок, каточек с пазом по ребру для тяги через него снасти, веревки. Строп: веревочный круг для тяги, для подъема. Остропленный (встропленный) блок — оплетенный, обогнутый стропом.
Грот-марса-рей — второй из поперечных деревьев, рей, для привязки к ним парусов на грот-мачте; нижний — грота-рей; второй — грот-марса-рей; третий — грот-брам-рей; четвертый — грот-бом-брам-рей.
Грот-мачта — средняя,
