Гришке. Забита его житница по самые двери.
Вечером собрал Григорий друзей: Даниила Костлявого с братом Кириллом, Мишку Оглоблю и Парфёна. Сидят за столом, выпивают за окончание сбора урожая.
– Эка ты крутнулся Григорий! – сказал Даниил. – За одно лето разбогател, барином стал!
– Оно верно. Стал! – довольно ответил Босой. – Всё в дом несу! Это олухи всякие, по типу Харитошки Кунятого, из дому тащат. Нет у них смекалки хозяйской!
– Верно говоришь! – поддакнули гости.
Солнце давно скрылось, в небе появился месяц, замигали звёзды. В дом вошла жена Харитона.
– Управилась я. – уставшим голосом сказала молодая женщина. – Коровы накормлены, кони почищены. Пойду.
– Ступай! – ответил Гришка. – На дойку не проспи!
Анна вышла из дома.
– А у Харитона жинка красивая! – заплетающимся языком выговорил Парфён, уронив стакан из ослабших рук.
– У такой и подержаться есть за что! – улыбнувшись добавил Гришка.
Раскатистым смехом загрохотали четыре мужские глотки. Даниил с братом посмотрели на Григория, тот на Мишку Оглоблю и без слов сговорившись вышли в двери. Парфён пьяный уснул за столом. Проснулся он от охрипшего женского плача. Открыл глаза. На скамейке сидела Анна пытаясь застегнуть порванную рубаху, растрёпанные волосы прилипли к заплаканному лицу. Рядом улыбаясь сидели Гришка и его трое гостей.
– Мужу скажешь – оторву голову и ему и тебе! – с перепоя расслышал Парфён чей-то голос.
Тут до него дошло, что свершили его дружки.
– Вы что натворили? – с трудом поднимаясь крикнул он. – Вы каких дел учудили!
– Спи, синька! Ты видел что? Сопел, как суслик! – ответил Гришка. – Упала она, поранилась, оборвалась. Верно я говорю, Анна?
Испуганная женщина закивала головой.
– Ну пойду я? – осипло спросила она.
– Ступай, ступай! – ответил Босой и со смешком добавил: – Смотри больше не падай на спину!
Дружки расхохотались. Анна выбежала из двери, руками закрыв лицо.
– Она же мужу расскажет, Гришка! Вы с ума выжили? – сказал приходя в себя Парфён.
– Не скажет! А если дознается Харитон, то не жить им. – спокойно произнёс Григорий.
– Нельзя так! Нельзя! – Парфён выкарабкался из-за стола и шагнул к дверям.
– Ты куда энто? – засуетились дружки
– К Харитону! – твёрдо ответил Парфён.
Не говоря ни слова, Мишка Оглобля схватил уходящего за шиворот и с маху треснул по голове. Остальные подскочили с мест и принялись бить оглушённого. Били долго, да так что Парфён кровью закашлял.
– Хватай его, братушки! – приказал Гришка. – Хочет к Харитошке? Так мы его отнесём!
Дотащили они избитого до Харитоновой хаты. Бросили у калитки и кричат:
– Кунятый! Выходи скорее!
Тот выбежал. Глаза красные, волосы на голове дыбом. "Видать жена пришла, да не говорит с чего такая вернулась." – подумал Гришка.
– Вот супостата приволокли. Суди его Харитон! Он нынче жинку твою снасильничал.
Харитон глянул на избитого, валяющегося Парфёна, обернулся, взглянул на сарай во дворе и с жутким стоном упал на колени. Заколотил Кунятый кулаками по земле, слёзы смешавшись с пылью измазали ему всё лицо.
– Повесилась моя душенька! – сквозь вопли и плач выдавил Харитон. – Ещё остыть не успела… в сарае…
Гришка и дружки кинулись во двор. В невысоком строении, на перекинутой через потолочную балку верёвке, висела Анна.
Пришла зима. Снег скрыл грязь дорог и зелень полей, лёд покрыл реку. По улице день за днём от одной хаты к другой слонялся Харитон.
– Аннушку не видали? – спрашивал он. – Не проходила? Обещалась затемно прийти, а вчера так и не явилась.
– Не было её, Харитоша! Не было. Ты милок ступай домой. Холодно. – тихо отвечали ему. А про себя думали: – Бедолага! Ума лишился! Ох не приведи!
Дойдя до окраины деревни, Харитон заходил на кладбище. Бродил между могил пока не натыкался на холмик, под которым лежала Анна.
– Ну что ты долго так? – спрашивал он у могилы. – Выбирайся давай.
Молча просидев у последнего пристанища жены до заката, Харитон вставал, отправлялся домой и каждому встречному радостно говорил:
– Нашёл.
Парфён, после произошедшего с женой Харитона, ни ногой больше не ступал в Гришкин дом и всячески сторонился бывших дружков. "Убить надо его! Всех их четвертовать, как собак бешенных прирезать! Меня два раза избил, что кости еле собрал! Дружочек…" – думал Парфён и тут же его начинало трясти от мысли, как легко они обвинили его в содеянном. Потом он вспоминал про Харитона и радовался, что мужик спятил, иначе не жить бы ему сейчас. Стал Парфён хаживать по соседям и как бы невзначай заводил разговор о Гришке.
– Погубит он всех. Подомнёт под себя и съест не подавившись, даже косточек не выплюнув.
– Мироедствует Гришка, это верно! – с досадным вздохом отвечали Парфёну. – Но живём же. Вроде помирать не собираемся. Да и сами виноваты к тому же. – как бы извиняясь добавлял собеседник, а сам про себя думал: "Тебе выложи, что накипело – со свету сведёте!"
– А мельницу он строит нынче? Вашими же руками строит! Думаешь даром он станет зерно молотить? Мука станет, что золото! – Парфён начинал кричать, злоба за принесённую дружками обиду, сталью сдавливала сердце. Но слова Парфён подбирал такие, чтобы задели душу слушающего. – Всю осень ходил Гришка вопрошал за мельницу! Продайте, продайте! Выкупить обещался за приличные деньги, а как отказали несколько разов, мельница вдруг сгорела! Это что случайность что ли? А сеять что будете? Зерна аккурат до оттепели! В ножки кланяться пойдёте? А когда всё у вас отнимет, станете детей ему в наём сдавать? Уууу, бараны вы и овцы! Противно с такими за столом сидеть!
– Вот и не сиди! Проваливай! – отвечали ему. – Чего баламутишь? Уходи пока не выставили!
Парфён с досадой хлопал калиткой и бубня под нос шёл домой.
– Не верят мне. Боятся…
Солнечным днём мужики топорами расширяли на реке прорубь, рядом с горки каталась ребятня. Ярко-голубое небо пьянило, наполняло силой словно вот-вот придёт весна. Но до неё было ещё далеко. Дым из печных труб чёрными столбами поднимался в верх, обещая скорые морозы. Парфён бродил вдоль застывшего берега, с удовольствием чихая от яркого солнца.
– Не бей! – послышался приближающийся крик. – Я не для себя! Для жены!
Голос был Кунятого. Парфён поднялся по склону берега. К реке нёсся Харитон, в руках его была курица, которой он отмахивался от Гришки, тот норовил ударить его вилами как дубиной. Они пробегали мимо
