Книга Простая смертная - Екатерина Оленева

Отодвинув документы в сторону, я бросила взгляд на часы. Четверть восьмого. Мой рабочий день давно закончился. Можно идти домой с чистой совестью.

Набросив своё уютное пальто на плечики, надвинув шапочку на ушки я побрела по утопающему в тени коридору, безрадостно рассуждая про себя о том, что жизнь сложилась трудно и скучно. Я не стала актрисой, топ-моделью или бизнес-леди. Даже торговым представителем или секретаршей у чиновника средней руки стать не посчастливилось.

Я – ничто. Я серая скучная убогость, которую уважает разве что плесень? Я гроза юности и дурное воспоминание зрелых лет – я учитель. Ага. Истории. В смежной специализации – обществознание. И диплом у меня, к слову, красный. И квалификация – высшая, педагогическая нагрузка – две ставки и классное руководство. Для тех, кто в теме, тот поймёт, что этого вполне достаточно для того, чтобы ни на что другое, кроме работы, сил в жизни просто не оставалось. За все мои усилия по обучению наших юных дарований (и прочих оболтусов) я получаю чистыми аж тридцать пять тысяч в месяц, если грязными, то моя зарплата стандартно вписывается в те самые сорок тысяч, о которых гордо рапортуется в статистических финансовых отчётах.

В глазах большинства моих соплеменников я «серый неудачник». Так изволили охарактеризовать нас с коллегами один из чиновников. И работаю я в обычной «серой» школе, отстроенной ещё при «совке», где-то в начале семидесятых и с тех пор особо ничего кардинально в себе не поменявшей.

День на день не приходится, потому что разные бывают классы. Сегодняшний день был сложным. Ребята в классах, как на подбор – ничем не заинтересуешь. Не интересна им история вместе с её давно ушедшими событиями, историческими лицами. Да и современность с её реальностью тоже не интересна. А что интересно? Секс интересен. Алкоголь интересен. И выяснения отношений – кто круче.

Коротко: шмотки, тусовки, весёлое времяпровождение. И на уроках несчастные мои подопечные отбывают наказание. И я вместе с ними.

Уже не раз я задумывалась, что неплохо было бы поменять работу. И пару раз даже писала заявления. Но директор чуть ли не со слезами умоляла остаться – основной преподавательский состав люди в основном пенсионного возраста. Им даже отрабатывать две недели ненужно, чтобы покинуть «чудный храм науки». Молодежь в очередь на трудоустройство не то, что не выстраивается, но даже близко к школе не подходит, а случайно залетевшие энтузиасты больше года, как правило, не выдерживают. Так что в школах безработица не ощущается даже в кризис – здесь вечный кадровый голод.

Обычно взывания директора к моей совести вкупе с обещаниями повысить зарплату имели воздействие – я соглашалась остаться ещё на немного. Но вскоре начинало казаться, что никакой добавки к зарплате недостаточно.

Школа и сад – первые ступени, колыбель общества. И именно здесь становится особенным очевидным его болезни, и судя по тому, что творится в последнее время, в нашем государстве онкология. С каждым годом всё явнее и ярче несёт запашком разложения – не столько от детей (дети всё равно чище всего того, что нас окружает на пару-тройку градусов) сколько от родителей. Каждый хочет качать права, никто не желает знать обязанностей. Каждый загнан в угол и крайне зол и ищет, на ком можно сорвать накопившееся зло.

Короче, когда возвращаешься в половине девятого домой, проработав две смены – жизнь боль и вокруг темно. В прямом смысле слова.

– Опять задерживаетесь, Ангелина Владимировна? – поинтересовалась пожилая вахтёрша, Валентина Игоревна.

– Да дела. И дома-то особо делать нечего.

– Ох-ох! – разохалась женщина. – Ты ж молодая, красивая! Мужа бы тебе, деток?

– Ага. Носки, борщи и памперсы. Нет уж, спасибо. И вообще – деток мне и на работе куда-как хватает.

– Эх! Глупая ты. То ж чужие, а свои – совсем другое дело.

– До свидания, Валентина Игоревна, – помахала я рукой на прощание.

– До свидания. До завтра.

– И не говорите. Не успеешь глаза закрыть, как будильник звенит. Может и не стоит домой идти-то.

Разговор о муже и детках повторялся часто. И не только Валентиной Игоревной. На протяжении последних лет особенно старательные доброжелатели старались даже от слов переходить к делу, знакомили «с хорошими парнями». Убеждали.

Но мне такого счастья даром не надо. В первый раз сама по дурости в капкан сожительства полезла, второй – повелась на уговоры. Но оба раза закономерно завершились одинаково – пришлось исполнять роль мамы-жены и, по-совместительству, кухарки и домработницы. А, да. И ещё выслушивать длинные списки, что должна делать «хорошая женщина, которая, как в старые добрые времена десятерых в поле рожала». Счастья своего я ценить не умела и слилась по-быстрому от такой жизни от моих благоверных в закат. Благо, обошлось без деток и алиментов. Вот у моего брата всё получилось ещё хуже. Жена от него с двумя детьми ушла и теперь он стонет, как осёл, которому не дали морковки, что государство его разоряет на алименты. На двоих сыновей – семь тысяч в месяц. А я, каждый раз слушая его и мамины поддакивания, сгораю от испанского стыда. Но своё ценное мнение держу при себе. Мне мои уши дороги, как и голова.

Короче, свои полномочия по продолжению рода я передала брату. А мне в моей однокомнатной квартирке со всеми удобствами очень хорошо и спокойно. Скуку легко развеивают современные средства коммуникаций, материнский инстинкт реализуй в школе хоть каждый день – свободный доступ. А с возрастом, когда печалью от одиночества накроет и без мужика станет невтерпёж (что обязательно должно было со мной случиться после сорока лет, по предсказанию многомудрых советчиков) заведу себе кота. Может быть даже трёх. Только обязательно кастрированных. Потому что не люблю, когда эти тряпочные морды гадят в тапки и по углам.

По дороге домой по-быстрому я забежала в магазин, купила наггетсов и салат на развес. Готовить разносолы на ночь извращение, совсем не есть после трудового дня – вдвойне. А так дёшево и сердито.

Зайдя в квартиру, переодевшись в домашнее, я потрусила на кухню. Кушать хотелось сильно. Как утром кофе попила, во рту и маковой росинки не было. Нырнув в холодильник, обнаружила там оставшуюся со вчерашнего дня картошечку и, не раздумывая долго, отправила её вместе с наггетсами на сковороду. Салатик в мисочку. Вот и ладушки. Ужин почти готов.

Ещё один плюс в пользу свободной жизни – будь семья, муж за такой сиротский ужин сковородку на голову натянет и суд его оправдает. Сама оправдываю. Почти.

Да, ужин холостяцкий, но мне норм. Мне удобно, я довольна – всё очень хорошо.

Доведя ужин до съедобного состояния, прихватив тарелку, я отправилась к любимому ноуту. Тарелка рядом, браузер на весь монитор… рука потянулась к компоту, соскользнула.

Я машинально попыталась поймать, но стакан накренился и с размаху полетел на клавиатуру, нога поскользнулась на мокром полу и поехала в сторону.