— Так что с Кендзи? — спросила Мияко.
— Родился он в Окинаве и нам рассказывал, что жил на берегу океана. Я не спрашивал, что стало с его родителями, но в Токио Кендзи приехал к дяде, владельцу этой студии.
Пару лет он жил у него, потом дядя умер от какой–то болезни. Другие родственники опекать его не пожелали, и он попал к нам в приют. Кендзи говорил, что его дядя занимался ремонтом велосипедов.
— Так они принадлежали дяде Кендзи? спросила Мияко, показав на два ржавых велосипеда в углу.
— Один из них дядин, другой — самого Кендзи, но после дядиной смерти он к нему даже не подходил. — Я глянул на велосипеды, с незапамятных времен стоявшие у стены. — Говорил, одному кататься было бы слишком грустно.
— Получается, Кендзи унаследовал эту студию, когда повзрослел?
— Да. — Я размял шею. Мы так долго сиде ли над фотографиями и рамками, что у меня все тело затекло. — Кендзи примерно одного возраста с Фуми–нэ. В приюте они были самыми старшими, наверное, потому так здорово ладили. После ухода из приюта с деньгами у нас было туго. Съемную квартиру в Токио мы по зволить себе не могли. Уезжать из столицы сестра отказывалась категорически и селиться слишком далеко от моей школы не хотела. К счастью, Кендзи пустил нас пожить у себя в студии.
— Вы жили здесь?
— Ага. Спали в спальных мешках и так алее. Ночами мерзли, — рассказывал я, смеясь. — Потом заказов у сестры прибавилось и мы перебрались в нашу нынешнюю квартиру. Но работать Фуми–нэ до сих пор приходит сюда. Говорит, вне дома получается продуктивнее.
— Наверное, ей нужно больше места. Картины–то у нее огромные.
— И это тоже, — кивнул я.
— А где сейчас Кендзи?
— Исчез, — ответил я. — Он в шутку обещал накопить денег и посетить все мекки серфингистов на свете. Вдруг этим он сейчас занимается? Серфит на Бали, на Гавайях, на Золотом Береге? — Я пожал плечами. — Кендзи слегка не в себе — не поймешь, где у него шутка, где не шутка. Но он очень изобретательный и волевой. Где бы он ни был, уверен, с ним все в порядке.
— Угу. — Мияко вытерла пот со лба. — По–твоему, он влюблен в Фуми–нэ? Поэтому разрешил ей пользоваться студией?
— Нет, это исключено, — усмехнулся я.
— Почему?
— Исключено, и все.
Мияко пристально на меня посмотрела:
— Вообще–то ты не догматик, но сестру опекаешь чрезмерно. Думаешь, никто, кроме тебя, не способен заботиться о ней и сделать ее счастливой?
— В каком смысле?
— Ты намеренно не даешь ей завести бойфренда. Фуми–нэ умная, талантливая, красивая. Для такой, как она, бурная личная жизнь совершенно естественна, — заявила Мияко. — Нельзя запрещать ей пробовать новое и расширять горизонты. Нельзя запрещать ей принимать собственные решения.
— Она и принимает собственные решения, — парировал я. — Собственные глупые решения.
— Ты просто вредничаешь. — Мияко скрестила руки на груди.
— Не без причин.
— Правда? Не объяснишь, каких?
Я промолчал, и Мияко тяжело вздохнула:
— И долго ты собираешься цепляться за сестру?
— Вечно, если понадобится. — Я осекся, сообразив, что говорю как сущий деспот. — Слишком долго цепляться не планирую. .
— Сам только что про «вечно» говорил. Помоему, это довольно долго.
— Я имел в виду, что собираюсь заботиться о Фуми, пока она не встретит достойного человека. Но он должен быть по–настоящему доСТОЙНЫМ.
Мияко покачала головой:
— Возможно, Фуми–нэ наделала ошибок в прошлом; возможно, она периодически делает их и сейчас. Но она не ребенок. Не нужно защищать ее от всех и вся. Хочешь проявить себя хорошим братом — просто будь рядом с ней, когда понадобишься.
— Не могу так. — Я поднял голову. — Возможно, дело в эгоизме, возможно, в моем занудстве, но я не хочу, чтобы Фуми–нэ причиняли боль.
Мияко отвела взгляд и тихо вернулась к работе, будто мои слова ее расстроили. Неужели она поняла их не так? Может, прозвучали они шокирующе, только, пустившись в объяснения, я выдал бы тайну сестры. Я вставил в раму очередную фотографию. Стопку мы разобрали только на треть.
— Я очень тебе завидую, — призналась Мияко. — Твоя сестра красивая, умная, добрая, а еще она любит тебя. У меня есть старший брат, но я вечно представляла, каково иметь старшую сестру. Мы ходили бы вместе по магазинам и делились одеждой. Ночами я пробиралась бы к ней в комнату поболтать о девичьем. Она и косметикой со мной делилась бы.
— У тебя слишком бурное воображение, — заметил я.
— Наверное… — Мияко пожала плечами. — Просто с братом ничем подобным не займешься.
— А ты пробовала? — спросил я, немного помолчав. " -
— Конечно, нет!
— Так, может, стоит попробовать.
— Не говори ерунду! — вскинулась Мияко. — Ну а ты, Рюсэй? Ты никогда не хотел брата?
Слова Мияко сильно меня задели. Обидеть она не хотела — откуда ей знать правду? — но разве от этого легче? Я не собирался распространяться на эту тему, по крайней мере пока, и прежде не откровенничал ни с кем, только не после случившегося с Фуми–нэ. Но ведь это Мияко, Вдруг она поймет? Я нервно сглотнул.
—Могу я кое–чем с тобой поделиться?
— Мм? — Мияко склопила голову на бок.
— Речь о моей сестре, — начал я, пряча глаза. — Она родилась мальчиком.
Мияко нахмурилась:
— Не смешно.
— И не должно быть.
— Хочешь сказать… — Мияко не договорила, сообразив, в чем дело. — Ясно.
— Поэтому мне не слишком хочется, чтобы Фуми–нэ с кем–то встречалась, — проговорил я. — Может, найдется человек, который полюбит ее такой, как есть, но шансы невелики. Не хочу, чтобы мою сестру обижали снова и снова. Кроме нее, родных у меня нет.
Я ждал ответа Мияко, но она молчала. Повисла долгая неловкая пауза.
— Мияко, ты по–прежнему мне завидуешь?
— Да, — проговорила она. — У тебя есть и брат, и сестра.
Я улыбнулся — такое скажет только Мияко!
— Вообще–то я всегда воспринимал Фуми–нэ как сестру, а не как брата. Мне даже в детстве так чувствовалось. После ее восемнадцатилетия мы собрались уезжать из приюта, и она заявила, что впредь намерена быть собой, у меня от счастья чуть крылья не выросли.
Вспомнился тот разговор. Мы с Фуми–нэ складывали вещи в нашей комнате, готовили к отъезду из приюта. Поднимать такую тему было наверняка тяжело, но сестра настроилась решительно.
— В тот день Фуми–нэ посмотрела мне в глаза и сказала: «Рю, я хочу раскрыть лучшее в себе. И не ради кого–то другого, а ради себя самой». Мне подумалось, что такое решение может принять человек очень сильный и красивый. Я очень горжусь сестрой.
