Я долго просидела наверху. Я знала, что надо уносить ноги: ведь сеньор Баптишта мог позвонить в полицию. Но не могла сдвинуться с места.
Переждав еще немного, я медленно поползла обратно. Рассвет окрашивал небо в металлический серый цвет. Когда солнце взошло, я уже была на своем чердаке в окружении голубей.
~
Я проснулась от голода, но вставать не хотелось. Который час, я не знала. Я лежала в полудреме, страшные сны сменяли друг друга длинной бессвязной чередой.
И тут я снова ее услышала.
Эту песню.
Я тяжело приподнялась на локтях. Голуби беспокойно вспорхнули. В воздухе поднялась пыль, я чихнула. И окончательно проснулась.
Когда я выбралась на крышу, было уже темно. Ветер улегся, звуки лились звонко и отчетливо. Я пробралась ближе тем же путем, что и накануне. Женщина в окне словно ждала меня. Когда я села, прислонившись спиной к трубе, она посмотрела на меня.
Прошел час, а может, два. Мне хотелось, чтобы песня никогда не кончалась. И только когда совсем стемнело, женщина перестала петь и исчезла. Через несколько минут она снова вернулась. Осторожно повесила что-то на крючок под окном и закрыла раму.
Я оставалась сидеть. Вскоре я учуяла восхитительный запах свежего хлеба. И сразу поняла, откуда он идет. Через полчаса свет в окошке женщины погас. Я подождала еще полчаса, потом встала; ноги затекли, но я перепрыгнула на другую крышу и подползла к ее окошку. Это могла быть ловушка, но меня это не волновало.
На крючке висел тряпичный мешок. Я бесшумно сняла его и быстро перебралась на ту сторону. Там я села, развязала его и заглянула внутрь. В мешке лежала целая буханка хлеба, кусок сыра, бутылка молока и четыре крупных яблока.
Я съела все не сходя с места. Потом с трудом добралась до чердака и сразу уснула.
~
Весь следующий день я провела в своем укрытии. И только когда вечером зазвонили колокола, я пробралась к трубе напротив окна, где пела женщина. Окно было закрыто, свет в комнате не горел.
Но вскоре после захода солнца свет в комнате загорелся. Я видела, как в окне несколько раз мелькнул силуэт женщины, и вскоре створки отворились. Женщина сразу поглядела в мою сторону. Я не шевелилась. Мы смотрели друг на друга. Потом она села за свою работу и запела.
Незадолго до полуночи она вывесила за окошко новый мешок с едой и затем закрыла окно.
~
На третий день в Лиссабон пришел шторм с Атлантики. Лил дождь, черепица на крыше беспокойно постукивала под порывами ветра. Я промокла насквозь, пока ждала появления женщины в окне.
Наконец она выглянула, всматриваясь в дождевую завесу. Завидев меня, она закричала наперекор ветру:
– Если хочешь послушать мою песню, иди сюда. Иначе мы с тобой простудимся.
Глава 9
Женщина в окне
Ее звали Ана. Ана Молина.
Хотя этого я, конечно, еще не знала, когда залезала в ее окно в тот ненастный вечер. Она стояла в глубине полутемной комнаты. Лицо ее было спокойно, но я видела, что руку она держит на дверной ручке. Вероятно, приготовилась дернуть ее и бежать. Ничего в этом странного не было. Выглядела я ужасно. Грязная шерсть свалялась. Комбинезон продрался – на коленях и локтях длинные прорехи. Ступни и ладони в трещинах и ссадинах от бесконечного лазания по шершавым стенам и ржавым крышам.
Я опустилась на пол. Помолчав, она тихо сказала:
– Меня зовут Ана. И я тебя знаю. Говорят, ты опасна. Это правда?
Я медленно покачала головой.
Зрачки ее глаз слегка расширились, когда она заметила, что я ее понимаю. Она пристально поглядела на меня. И в конце концов, видимо, решила, что я не опасна. Она отпустила ручку двери и осторожно приблизилась. Учуяв резкий запах птичьего помета, она заткнула нос.
– Святая мадонна, ну и запах! – воскликнула она. – В коридоре есть ванная. Хочешь, я наберу воды?
Я кивнула. Дикие гориллы не очень-то любят купаться. Но я научилась пользоваться водой и мылом. Когда работаешь в машинном отделении, важно следить за собой.
Пока я мылась, Ана почистила мой комбинезон и фуражку в раковине. Думаю, уже перевалило за полночь, когда она достала хлеб, молоко и фрукты и накрыла единственный в комнате стол. Моя одежда сохла у камина, а я сидела на кухонном диване, завернувшись в плед. Ана устроилась напротив и молча наблюдала, как я ем. Когда я закончила, она убрала со стола и сказала:
– Я лягу. Ты можешь спать здесь, на диване. Рано утром я уйду на работу. Я не стану тебя будить. Когда проснешься, сама решишь – оставаться или нет. В шкафчике есть еще хлеб и фрукты. Если захочешь уйти, возьми сколько тебе нужно. Я вернусь вечером. И если ты меня дождешься, я накормлю тебя ужином.
Ана потушила керосиновую лампу над столом, сказала: «Спокойной ночи» и скрылась за занавеской у печной трубы. Там у нее был небольшой альков с кроватью и умывальником. Я легла на диван и укрылась пледом.
Дождь колотил по стеклу. В камине вздыхали горящие поленья. Перед тем как уснуть, я подумала, что завтра, пожалуй, дождусь возвращения Аны. Быть может, она споет мне. Сегодня вечером она об этом забыла.
~
Так вот и получилось, что я поселилась у Аны Молины. Пустив к себе, она уже не могла выгнать меня на улицу. В Алфаме давно гуляли слухи об обезьяне убийцы. Ана понимала, что мне некуда деваться. Добрее Аны Молины я никого не встречала. Ни раньше, ни потом. И никто не пел красивее нее.
Ана работала на обувной фабрике в Алкантаре. Директора звали Сантуш. Это, как я поняла со временем, был настоящий зверь. Каждое утро, кроме воскресенья, Ана вставала вместе с солнцем, покупала хлеб в кондитерской «Граса» на Руа-де-Сан-Томе наискосок от ее дома. Выпив кофе, бежала на трамвай. Возвращалась она не раньше девяти вечера и всегда приносила с собой ужин. Чаще всего – сардины с фасолью или рисом. После еды она садилась у окна и пела, штопая носки заказчикам из ее квартала. По вечерам ей приходилось подрабатывать штопкой, фабричного жалованья на жизнь не хватало. Когда ее маленькие настенные часы били одиннадцать, Анна откладывала штопку и ложилась спать, чтобы утром найти силы встать и снова отправиться на работу.
Такова была ее жизнь. И мое появление не так уж и сильно ее изменило. Во всяком случае, поначалу.
Первое время я спала – дни и ночи напролет. Я страшно устала и просыпалась только затем, чтобы выпить немного молока и съесть кусок хлеба. На третий день, проснувшись, я не смогла больше уснуть. Я села и выглянула в окно. Серые облака неслись над крышами Алфамы. По ту сторону внутреннего двора я видела трубу, у которой я недавно сидела и слушала пение Аны.
У стола на стуле лежала стопка старых газет. Я сразу вспомнила о сеньоре Баптиште. Что он сказал? Точно, будто бы в газете писали, что Старшой убил Морру и бросил его в реку. Но ведь это неправда! Должно быть, сеньор Баптишта что-то перепутал.
