— Они навязали мне женщину. Проклятие моего вида в том, что, если мы возбуждаемся сверх определенного предела, нам требуется освобождение, иначе боль становится невыносимой. Если она длится достаточно долго, мы умираем.
— О, значит, женщина…
Она смолкла, не желая знать, что женщина с ним делала.
— Она возбуждала меня ртом до тех пор, пока я не обезумел от похоти, а потом остановилась.
— Но… но разве то, что ты находился в пыточной камере, не охлаждало твой пыл?
— Мое сознание не хотело этого, но тело откликалось. — Он просверлил её твердым взглядом. — Я инкуб[3], а она была так же возбуждена, как и я. Я ничего не мог поделать.
Ну конечно. Опять эта его природа.
— Значит, если ты чувствуешь возбуждение, то должен отреагировать? — Когда он кивнул, Руна закусила губу и задумалась. — В тот день, когда мы встретились, ты сказал, что почувствовал мою нужду. Ты это имел в виду?
Он снова кивнул.
— Поэтому я обычно избегаю публичных мест. Ночной клуб, особенно ночной клуб демонов, может быть сущим адом. Извини за каламбур.
Это объясняло, почему они никогда никуда не ходили. Их отношения вращались только вокруг его дома или отеля, секса и еды. Только один раз они погуляли в парке, да и то ночью, когда там никого не осталось. В то время ей казалось это романтичным, но теперь она поумнела.
— Значит, где бы ты ни находился, ты должен остаться, если чувствуешь чье-то желание. И не можешь уйти?
— Нет. Если какая-то определенная женщина хочет секса, я вынужден найти ее. Если она с другим мужчиной, результатом может быть драка.
Вот почему он так рвался добраться до нее, когда фимпы притащили его. Он обезумел от боли и похоти, нуждаясь в освобождении, а она оказалась единственной имевшейся тут женщиной. Ведь приковали его так, чтобы он совсем чуть-чуть не мог дотянуться до нее и мучился. Больные ублюдки.
— А зачем ты просил сделать тебе больно?
— Я решил рискнуть, надеясь болью подавить агонию вожделения. — Он внимательно осмотрел свою ногу и сжал края раны, из которой текла кровь. — Твоя очередь. Почему ты превращаешься по желанию? Варги превращаются только во время полнолуния. А шейпшифтеры превращаются в настоящих животных, а не в оборотней.
— Я и сама не знаю почему, — солгала она. — Я надеялась, что, может, в вашей больнице сумеют это выяснить.
Он вскинул бровь.
— Откуда тебе известно про больницу?
— Я искала своего обидчика, виновника моего превращения, поэтому встречалась кое с кем из представителей потустороннего мира. Да и твоя форма выдала тебя.
Он не должен знать, что СРП известно про его больницу и что одна из причин, по которым она искала Шейда, — больше узнать о нем.
Шейд говорил ей, что он парамедик. Но только когда СРП заполучил медальон, снятый с врача-шейпшифтера, убитого эгисами, до нее дошло, что Шейд работает в больнице демонов. Медальон шейпшифтера был точно таким же, как у него.
Вообще-то ее работа в СРП заключалась в обнаружении других оборотней. Военные тайно следили за ними, и информация о них добавлялась к гигантской базе данных, доступной для мониторинга.
Но знание Руны Нью-Йорка и ее связь с Шейдом обеспечили ей это задание.
— Не стоило тебе водиться с потусторонними, — прорычал он. — Ты не готова.
— Я не спрашивала твоего разрешения.
— Ты младенец в моем мире, Руна. Держись от него подальше.
Она повела рукой в широком жесте:
— Оглянись вокруг, Шейд. Куда уж дальше? И у меня не было выбора. — Она сузила глаза. — В первую очередь это твоя вина, что я оказалась в этом мире.
— Ты ведь понимаешь, что твоя продолжительность жизни как варга увеличилась вчетверо? Тебе стоило бы поблагодарить меня.
— Если понадеяться, что я не умру в следующие пару дней. Или меня не убьют эгисы. Или другие варги. — Она возмущенно фыркнула. — Если ты ждешь благодарности, тебе придется ждать до скончания века. Впрочем, столько времени у нас все равно нет.
— С нами все будет хорошо.
— Откуда ты это знаешь?
— Мой брат может чувствовать меня. Он нас найдет.
Какая жалость, что ее брат не способен чувствовать ее. Черт, ни он, ни СРП не узнает, что она пропала, до наступления полнолуния, когда она должна выйти на связь.
— Сколько у тебя братьев и сестер?
Она и раньше задавала ему этот вопрос, но его ответ был расплывчатым — несколько — и он ловко, как политик, менял тему.
— Одна сестра — амбер. Два брата, Рейт и Эйдолон.
— Они тоже амберы?
Он покачал головой:
— Нет, семы, как и я.
— А как случилось, что у тебя сестра амбер?
— С братьями у нас общий отец, но наши матери все разных видов.
— Нет. Все семинусы чистокровные и мужского пола. Женщин-семов не бывает, поэтому после эсгенезиса мы осеменяем женщин других видов. Отпрыски рождаются чистокровными демонами-семинусами, но каждый наследует незначительные черты своей родительницы.
Интересно.
— А почему эти другие виды соглашаются рожать детей от семинусов?
— Они и не соглашаются. Половозрелые демоны-семинусы получают способность превращаться в мужских особей других видов. Так что, в сущности, мы добиваемся секса с ними обманным путем. А если это не срабатывает, в ход идет изнасилование.
— Мило.
Шейд закатил глаза.
— Мы же демоны. Но если тебе будет от этого легче, скажу, что большинству из нас ненавистна наша судьба до тех пор, пока мы не пройдем эсгенезис. Потом нам уже плевать.
— Значит, тебе это не нравится?
— Сейчас — да. Мысль о том, чтобы обмануть или изнасиловать женщину с целью осеменения, внушает мне отвращение. Как и то, что случается с младенцами.
— А что с ними случается?
— Большинство умерщвляют сразу после рождения. Мало кто из демонов по доброй воле захочет растить демона другого вида, тем паче зачатого путем обмана или изнасилования.
— Получается, отцы не имеют ничего общего со своими детьми.
— Многие из нас никогда не встречались с мужчиной, участвовавшим в нашем зачатии. Мы знаем лишь семью, растившую нас, хотя можем чувствовать своих братьев.
— Значит, ты никогда не знал своего отца?
Она села поудобнее, поморщившись от тупой боли в лодыжке.
— Только понаслышке.
— А что, все сексуальные демоны воспроизводятся таким образом?
