— А что это?
— Яд, от которого нет лекарства.
Шейд вскинул бровь:
— И ты держал его… зачем?
— Я обнаружил, что в микроскопических дозах он может вылечить лецепическую оспу у триллахов.
Ад и все дьяволы!
— Догадываюсь, что Роуг отнюдь не преследовал благородную цель спасать триллахов от недуга, который поражает одного из тысячи раз в сто лет.
— Ты думаешь?
Теплая ладонь Руны скользнула вверх по его спине к шее и помассировала мышцы, которые начали напрягаться.
— Ну, какую бы цель он ни преследовал, ублюдок мертв. Больше он никому не может навредить.
— Надеюсь, ты прав, — пробормотал Эй, затем закатил глаза, услышав насмешливое фырканье Шейда. — Да-да, я параноик.
— Это уж точно.
Эй уставился на него бессмысленным взглядом.
— Тебе надо лечь.
Глаза Эйдолона засветились, и Шейд понял, что мысли брата устремились к Тайле. Шейд приник поцелуем к шее Руны, потому что прекрасно знал, каково это — быть одержимым восхитительной, сексуальной женщиной, сидящей на коленях.
— У Эя опять паранойя? Из-за чего на этот раз?
Шейд вскинул глаза — в дверях стоял Рейт, прислонившись плечом к косяку, скрестив руки на груди, и… мать честная! Они целый месяц не видели Рейта, что, впрочем, дело обычное.
Но теперь он щеголял родовым узором на лице.
Он прошел эсгенезис.
На целый год раньше.
— Сукин сын, — пробормотал Шейд.
Эй откинулся в кресле со скрещенными на груди руками и угрюмым лицом.
— Ты ничего не хочешь нам рассказать?
Рейт пожал плечами:
— Колдунья, ну, та, которая научила меня заклинанию для передачи проклятия Шейда, помните? Так вот, она же помогла мне пройти эсгенезис. За определенную цену, само собой.
Судя по лукавой улыбке на лице Рейта, нетрудно было догадаться, за какую именно.
— Почему у него знак на лице, а не на шее? — поинтересовалась Руна.
— Потому что он одиночка, без пары.
— Таким и собираюсь остаться, — заявил Рейт, переводя взгляд на Руну, которая сняла куртку. — Эй, да у нее ж знак бондинга!
Эй резко повернул голову:
— Как?
— Здорово, правда? — Шейд поднес помеченную руку Руны к губам, — Понятия не имею, как это случилось. И почему. Сегодня утром мы проснулись, а они уже есть.
— Прошлой ночью было полнолуние, — раздумчиво проговорил Рейт и, в свою очередь, нахмурился, взглянув на Руну: — У тебя была течка?
Руна покраснела до корней волос. Шейд, поглаживая знаки на ее руке, ответил за нее:
— Да. И в доказательство у меня есть шрамы.
— А что?
Рейт покачал головой:
— Люк как-то мне рассказывал, что варги образуют брачные связи только во время периода течки у самки и только если она забеременела.
У Шейда перехватило дыхание.
— Значит, вот что требовалось для завершения нашего бондинга.
— Ты хочешь сказать… — прошептала Руна.
— Сейчас посмотрим.
Рука Шейда дрожала, когда она вложила свою ладонь в его. Его узор замерцал и тепло побежало вниз по руке, когда его энергия вошла к ней в тело. Он прошелся по ее кровотоку, пока не достиг матки. Затаил дыхание, прощупывая… и нашел то, что искал. Оплодотворенное яйцо.
— Шейд?
Пришлось сглотнуть ком в горле, чтобы удалось заговорить.
— Рейт прав. Мы будем родителями. — Он помолчал, его энергия нащупала еще одно яйцо. И еще одно. — Их три. У нас будет тройня.
По потрясенному лицу Руны Шейд не мог понять, счастлива она или нет, но сам он улыбался от уха до уха. Сыновья. У него их будет трое.
— Поздравляю, брат. — Рейт хлопнул его по спине на пути к двери. — Лучше ты, чем я.
И был таков. Эйдолон отправился за ним следом. Беспокойство из-за нового состояния Рейта было написано у него на лице. Рейт — граната с выдернутой чекой, готовая вот-вот взорваться.
Но в дверях брат притормозил.
— Я счастлив за тебя, старик. Только не проси меня нянчиться с детишками.
Эйдолон ухмыльнулся и вышел.
Шейд судорожно вздохнул и взял лицо Руны в ладони.
— Ты не против этого? Из-за того, что случилось с тобой по моей милости?
Медленная сияющая улыбка осветила ее лицо.
— Я больше чем не против, Шейд, я просто счастлива. Впервые в жизни я живая. И это твоя заслуга. — Руна обвела пальцем свой узор. — Думаю, ты все еще обречен. Обречен быть со мной.
— С этим я могу жить, — хрипло выдавил он, и глаза опять защипало. Руна выявила в нем все лучшее, хотя ему казалось, что ничего хорошего в нем нет.
Быть обреченным любить Руну — лучшее проклятие на свете.
