Очень худой мужчина весь в черном стоял против картины. Машавертела снимок так и этак, увеличила его и поняла, что картина — «МадоннаЛитта». Виднелись лик самой мадонны и золотые кудри младенца. С картиной, судяпо всему, все было в порядке. Но вот с мужчиной… Был он болезненно худ, лицомрачно, щеки ввалились, и профиль его напоминал профиль со стариннойполустертой монеты.
Маше был виден один глаз — карий, вернее не карий, аянтарно-желтый.
Мужчина стоял перед картиной, застыв, как бронзовоеизваяние. Чувствовалось, что стоит он так уже давно и может стоять сколь угоднодолго. Маша еще увеличила некоторые фрагменты и убедилась, что янтарный глазмужчины полыхал ненавистью. И еще одна пугающая странность: на снимке былоотчетливо видно, как от мужчины в сторону картины двигалось темное зловещееоблако, которое грозило поглотить Мадонну с ее младенцем, и не было имспасения.
— Что за чушь! — Маша потрясла головой. Это простоигра света. Мишка большой мастер.., был.
Однако Маша вспомнила, что приятель вчера сам удивлялся, чтоже такое у него получилось, стало быть, он вовсе не добивался такого эффекта.Он даже послал Маше снимок, чтобы она оценила его непредвзято.
«Этот тип в черном несомненно причинил вред картине. Можетбыть, это его имела в виду бедная Вера Львовна, говоря про монстра? Какоенеприятное лицо.., зловещее…»
Внезапно Машу осенило. Мишку убили из-за этого снимка. Онторчал позавчера целый день в Эрмитаже и снимал зал Леонардо, а этот типиспугался, что попадет на снимок… Так оно и вышло.
Маша вытерла слезы. Было очень жалко Мишку.
* * *
Немецкий композитор Йозеф Гайдн, перед тем как приступить ксочинению музыки, надевал свой лучший камзол, пудреный парик и только тогдаприближался к инструменту. Он считал, что музыка требует к себе не меньшегоуважения, чем царственные особы.
Реставратор Дмитрий Алексеевич Старыгин не меньше уважалсвою работу. Тем более что сегодня ему предстояло прикоснуться к одному извеличайших шедевров в истории живописи. Если бы на то была его воля, он наделбы свой лучший костюм. Однако работа реставратора, как и живописца, оченьгрязная, поэтому он снял пиджак и надел серый халат, перемазанный красками ирастворителями, опустил на окнах лаборатории плотные светонепроницаемые шторы иблагоговейно взял в руки драгоценный холст.
Всякий настоящий мастер своего дела больше, чем современныминструментам и приборам, доверяет своим рукам и глазам. Это касается и врачей,и реставраторов, и экспертов в других областях. Рассказывают про знаменитогохирурга, которому было уже больше восьмидесяти лет: он почти совершенно утратилзрение, но каждый день его привозили в больницу, и он своими гениальными рукамипрощупывал самых сложных больных и ставил диагноз точнее любого прибора.
Как всякий настоящий мастер, Дмитрий Алексеевич Старыгинтоже доверял собственным рукам и глазам. Он включил яркую лампу, перевернулкартину кверху изнанкой и наклонился над ней. Долго и внимательно онрассматривал структуру ткани и прикасался пальцами к ее волокнам. Сомнений небыло: это был подлинный холст. Точнее, холст, вполне соответствующий повозрасту и характеру плетения холсту подлинника. Только после этого реставраторперевернул картину и оглядел ее лицевую сторону. На этот раз увиденное не такпотрясло его, как при первой встрече. Хотя взгляд маленького монстрапо-прежнему вызывал легкий озноб…
Кто же рассказал этой журналистке про монстра на картине?Ведь она употребила именно это слово — монстр…
Вспомнив о журналистке, он снова почувствовал легкий уколсовести. Все-таки он обошелся с ней отвратительно.., а девушка вовсе не плохая,не чета большинству своих коллег. Надо же — внучка Арсения Магницкого…
Посторонние мысли не мешали рукам и глазам реставратора делатьпривычную работу. Он тщательно, сантиметр за сантиметром обследовал красочныйслой, характер мазка… они были одинаковыми по всей поверхности картины. Тоесть, по крайней мере на этом этапе исследования, можно было сделать вывод, чточудовище написано тогда же и тем же мастером, что и сама Мадонна. Впрочем,вывод этот предварительный, впереди еще предстоит долгая и кропотливая работа,исследование химического состава красок, лака и холста, обследование картинысовременными приборами…
Старыгин включил ультрафиолетовую лампу и взглянул накартину при ее свете.
И удивленно отстранился.
Это еще что такое?
В правой верхней части картины было крупно, отчетливонаписано число, состоящее из четырех семерок.
Цифры были написаны на холсте специальными невидимыми чернилами,поэтому они стали видны только при ультрафиолетовом свете.
Четыре семерки.., что-то такое говорила про четыре семеркиэта журналистка, Маша Магницкая…
Реставратор наморщил лоб, припоминая.
Кажется, ее дед, знаменитый археолог Магницкий, сказал что-тоо четырех семерках, когда дарил ей пентагондодекаэдр. Надо же, такуюуникальную, единственную в своем роде вещь он подарил маленькой девочке,которая совершенно не могла оценить такой подарок! И почему именно ей?
Старыгин еще раз посмотрел на четырехзначное число и вдругрешился. Он достал из кармана визитку журналистки и набрал номер ее мобильноготелефона.
— Это Старыгин, — проговорил он голосом,невежливым от неловкости. — Я хотел бы кое-что вам показать. Приезжайте вЭрмитаж.
Прямо сейчас. Или вы не можете?
Он вспомнил, что у нее что-то стряслось, какое-то несчастье,и чувство неловкости еще больше усугубилось.
Девушка помолчала несколько секунд, но потом решительнопроговорила:
— Да, я приеду. Примерно через полчаса.
* * *
Старыгин встретил Машу у служебного входа музея. Он подвелее к посту охраны и внушительным тоном проговорил:
— Это ко мне, консультант.
— Паспорт, — безразличным тоном проговорил молодойохранник.
Маша достала книжечку паспорта и протянула ее дежурному. Тотраскрыл ее и принялся старательно записывать паспортные данные в толстуюпрошнурованную книгу.
«Все переведено на компьютеры, — подумал Старыгин,рассеянно следя за дежурным, — и только книги регистрации посетителейостались такими же, как пятьдесят лет назад…»
Он случайно бросил взгляд на раскрытый паспорт и вдругзамер, как будто увидел там вместо Машиной фотографии изображение такого жемонстра, как на картине Леонардо.
— Что с вами? — спросила Маша, спрятав документ всумочку. — Мы идем?
— Идем, — задумчиво проговорил Старыгин.
Так вот о чем говорил Магницкий! Так вот почему он подарилбесценный раритет именно этой девочке!
