Наталья Николаевна и новорожденная Таша долго болели, целый месяц их почти никто не видел, только 27 июня девочку крестили.
«Все, что знаю об отце, это уже по рассказам моей матери… Квартира, где он умер, была матерью покинута, но в ней впоследствии жили мои знакомые… и я в ней часто бывала», — спустя годы говорила Наталья Пушкина-младшая. Печальные слова! Как много людей, знакомых и незнакомых, порой и совершенно равнодушных, говорили с Пушкиным, знали его привычки и причуды, слышали его смех, жали ему руку, спорили, сердились на него, боготворили и ненавидели… А ей, дочери великого человека, не пришлось и словом перемолвиться: не под силу это было восьмимесячному младенцу. А теперь приходилось по воспоминаниям составлять портрет отца, и сколько нужно было терпения и любви, чтобы отделить зерна от плевел, отличить истину от лжи в людском мнении о гении!
Современники утверждали, что «красота Натальи Александровны… еще обаятельнее красоты ее матери», что дочь Пушкина в свои молодые годы яркой звездочкой сияла в столичном свете.
Сын известного романиста С. М. Загоскин говорил о двадцатилетней Наталье: «В жизнь мою я не видал женщины более красивой, как Наталья Александровна, дочь поэта Пушкина. Высокого роста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и замечательною белизной лица, она сияла каким-то ослепительным блеском. Несмотря на малоправильные черты лица, напоминавшего африканский тип ее знаменитого отца, она могла назваться совершенною красавицей, и если прибавить к этой красоте ум и любезность, то можно легко представить, как Наталья Александровна была окружена на великосветских балах и как около нее увивалась вся щегольская молодежь в Петербурге». Были и такие отзывы: «экзотически красивая женщина», «прекрасная дочь прекрасной матери», «в большой зале становилось светлее, когда она входила, осанка у нее была царственная, плечи и руки очертаний богини».
На светских балах, вероятно, Наташа и встретила князя Николая Алексеевича Орлова, будущего посланника в Брюсселе, Вене и Париже, Берлине. Молоденькая девушка, почти девочка, влюбилась в него, молодой князь ответил взаимностью. Но браком эта любовь не завершилась, потому что отец князя Николая князь А. Ф. Орлов воспротивился подобному мезальянсу, неравному браку для представителя родовитой княжеской семьи.
В феврале 1853 года шестнадцатилетняя Наталья Пушкина вышла замуж за подполковника Михаила Леонтьевича Дубельта, сына того самого начальника штаба корпуса жандармов Л. В. Дубельта, который 29 января 1837 года опечатал по высочайшему приказанию кабинет умершего Пушкина и разбирал потом его бумаги.
«Быстро перешла бесенок Таша из детства в зрелый возраст, но делать нечего — судьбу не обойдешь. Вот уже год борюсь с ней, наконец покорилась воле Божией и нетерпению Дубельта. Один мой страх — ее молодость, иначе сказать — ребячество» (из письма Н. Н. Пушкиной-Ланской П. А. Вяземскому). Почему Наталья Николаевна «боролась» с дочерью, хорошо была осведомлена Александра Арапова, сводная сестра Натальи Александровны:
«Между помолвленными не раз возникали недоразумения, доходившие до ссор и размолвок, мать смущалась ими, страдала опасением за будущее, приходила сама к необходимости разрыва, отбрасывая всякий страх перед суровым «что об этом скажут», так как тогда куда строже относились к расстроенным свадьбам, но сестра противилась этому исходу, не соглашаясь взять обратно данное слово.
Надо еще прибавить, что мать поддавалась влиянию Дубельта, человека выдающегося ума, соединенного с замечательным красноречием. Он клялся ей в безумной любви к невесте и в твердом намерении составить ее счастье, и она верила в его искренность, а зрелость возраста (он на тринадцать лет был старше сестры) внушала ей убеждение, что он сумеет стать ей опытным руководителем.
В постоянной борьбе надежд и сомнений, разнородных влияний и наплывавших чувств прошло время этой оригинальной помолвки. Наконец свадьба состоялась, и почти с первых дней обнаружившийся разлад загубил навек душевный покой матери.
Как часто, обсуждая этот роковой вопрос, равно как и все обстоятельства, его сопровождавшие, мы, уже умудренные опытом жизни, приходили к единодушному заключению, что единственный упрек, который мать могла себе сделать, состоял в том, что она не проявила достаточно силы воли и допустила совершение брака».
Упрек в действительности очень горький, тем более что «отец мой (П. П. Ланской. — Н. Г.) недолюбливал Дубельта. Его сдержанный, рассудительный характер не мирился с необузданным нравом, с страстным темпераментом игрока, который жених и не пытался скрыть. Будь Таша родная дочь, отец никогда бы не дал своего согласия, ясно предвидя горькие последствия; но тут он мог только ограничиться советом и предостережениями».
Вскоре после свадьбы М. Л. Дубельт был произведен в полковники, в 1856 году пожалован флигель-адъютантом, в 61-м получил чин генерал-майора и был назначен в свиту царя, в том же году возглавил штаб Сводного кавалерийского корпуса, 16 июля 1862 года он был отчислен от этой должности, а в декабре уволен в бессрочный отпуск. Именно в этом, 1862 году, через девять лет после свадьбы супруги Дубельты окончательно разъехались.
В этой горестной семейной истории назвать главного виновного не просто. С одной стороны, Михаил Дубельт — страстный игрок, промотавший все состояние вместе с приданым Натальи Александровны (28 тысяч серебром). Он бешено ревновал жену, дело доходило даже до рукоприкладства, Наталья Александровна сама признавалась, что «у нее на теле остались следы шпор, когда он спьяну, в ярости топтал ее ногами… толкая лицом об стену говорил: «Вот для меня цена твоей красоты».
Но и жена никогда не отличалась кротостью и смирением. Говорили, что она и замуж за Дубельта вышла «по своенравию», а конфликт между ними «произошел во многом из-за ее трудного характера». В характере же ее добром и в то же время непреклонном, гордом, было много пушкинского, «африкански» страстного.
В ожидании окончания бракоразводного процесса Наталья Александровна с двумя старшими детьми уехала в Венгрию, к тетке баронессе Александре Николаевне Фризенгоф (урожд. Гончаровой), где в то время находилась и Наталья Николаевна с дочерьми от второго брака. Михаил Дубельт, согласившийся поначалу на развод и сам первый подавший эту мысль, неожиданно переменил свое решение. Вслед за женой он приехал в замок Фризенгофов Бродзяны (Венгрия) «с повинной», а когда она оказалась безуспешной, то он дал полную волю своему необузданному, бешеному характеру… тяжело даже вспоминать о происшедших сценах, пока, по твердому настоянию барона Фризенгофа, он не уехал из его имения, предоставив жене временный покой.
Положение ее являлось безысходным, будущность беспросветна. Сестра не унывала, ее поддерживала необычайная твердость духа и сила воли, но зато мать мучилась за двоих. Целыми часами бродила она по комнате, словно пытаясь заглушить гнетущее горе физической усталостью, и часто, когда взор ее останавливался на Таше, влажная пелена отуманивала его. Под напором неотвязчивых мыслей она снова стала таять как свеча… Религиозные понятия ее страдали от этого решения (развод дочери. — Н. Г.), но считая себя виноватой перед дочерью, она не пыталась даже отговорить ее» (из воспоминаний А. Н. Араповой о Н. Н. Пушкиной-Ланской).
