За сумасшедшим изобретателем идет настоящая охота.
Тома Рока похищают прямо из специальной клиники — вместе со служителем Гэйдоном. На самом деле Гэйдон — тайный французский агент инженер Симон Харт, прислуживавший Тома Року в лечебнице в надежде, что тот рано или поздно в приступе буйства выболтает скрываемый им секрет.
Логика романа проста. Поскольку Тома Рок — француз, значит, изобретение должно принадлежать Франции. За свой фульгуратор — невиданное, страшное взрывчатое вещество — сумасшедший гений требует деньги, неподъемные ни для одного государства. Сперва ему отказывают скуповатые французы. Потом прижимистые немцы. Потом прагматичные англичане. Потом — еще более прагматичные американцы. Зато пират Керр Каррадже (возможно, албанец) добивается успеха. Он обещает Тома Року требуемые им огромные деньги (обещать — не отдавать) и даже предоставляет укрытие — остров Бэк-Кап, куда изобретателя доставляют на яхте «Эбба».
То, чего ни один дипломат, ни один торговец, ни один правительственный чиновник не смог добиться ни силой, ни хитростью, ни уговорами, пират Керр Каррадже, действующий под именем графа д'Артигаса, получил, ловко играя на главной душевной струнке изобретателя.
«Что же это за струнка?»
«Откровенная жажда мести».
«Кому же Тома Рок хочет мстить?»
«Всем, кого считает своими врагами».
Это значит: всем, кто многие годы лишал его веры в свои силы. Всем, кто отказывал ему, прогонял, заставлял прятаться, переезжать из страны в страну. Патриотизм угас в душе гения. У Тома Рока осталась одна только мысль, одно страстное желание: отомстить обидчикам — людям, отказавшим ему в признании. Отомстить даже не людям, а отомстить всему человечеству! Правительства в Европе и в Америке явно совершили непростительную оплошность, не пожелав дать изобретателю настоящую цену за фульгуратор. Это взрывчатое вещество не идет ни в какое сравнение со всем тем, что уже известно в этой области. Оно даже не требует никакого специального аппарата для метания.
Итак, новый герой Жюля Верна вновь мстит человечеству.
Тень Александра Дюма-отца снова и снова возникает за плечом писателя.
«По какому праву меня похитили?»
«Разумеется, по праву сильнейшего!»
Не так далеко уже время, когда молодой Герберт Уэллс предложит совершенно новую формулу человеческих отношений: «Наша истинная национальность — человечество», но герои Жюля Верна пока не готовы принять ее.
31
Жюль Верн написал свой роман после детального знакомства с судебным делом французского химика Эжена Тюрпена (1849-1927).
Химик Тюрпен открыл мелинит — взрывчатое вещество, во много раз более сильное, чем порох. Одновременно он запатентовал и взрыватели к нему, даже удачно продал их французскому военному ведомству.
Казалось бы, чего еще?
Но в 1889 году химик вступает в не санкционированные правительством переговоры с английской фирмой «Армстронг». В итоге действия слишком деловитого ученого были приравнены к измене родине и Тюрпена привлекли к суду вместе с артиллерийским инженером Трипоне. Доказывая свою невиновность, Тюрпен издал брошюру «Как продали мелинит» и случайно (видимо, все-таки случайно) обмолвился в ней о неких секретных деталях дела, за что угодил, наконец, в тюрьму.
Но тюрьма таких людей не меняет. Химик и в камере придумывал самодвижущиеся снаряды, способные с неслыханной точностью поражать любую цель, а выйдя на свободу, опять обратился к военному ведомству.
Но теперь французы ему совсем уже не доверяли.
Роман Жюля Верна чрезвычайно возмутил Эжена Тюрпена.
Химик усмотрел в образе героя оскорбительные намеки в свой адрес, к тому же фульгуратор уж очень напоминал изобретенный им мелинит. Разумеется, химик подал в суд. И, конечно, Жюля Верна и его издателя оправдали.
За отсутствием улик.
32
Приезд в Париж на суд с Тюрпеном оказался для Жюля Верна последним.
Эйфелева башня уже привычно высилась над Сеной. Ажурные фермы ее не разобрали на металлолом, как было обещано при начале строительства, да и парижане уже приняли новый символ города. И все же многое, очень многое изменилось, прежде всего в человеческих отношениях, и от героев Жюля Верна ждали всем понятных поступков. Ненавидеть, мстить всему человечеству — это уже как-то не звучало. Ну чем виноваты испанцы или португальцы, французы или итальянцы, если англичане обидели индийского принца Даккара?.. Пейзажи далеких стран, экзотические острова, жестокие пираты, выдающие себя за графов, и графы, занимающиеся пиратством… Подземные укрытия, подводные тайники, всесильное электричество (радио еще отсутствовало), чудовищной силы взрывчатка… Вулканы, начинающие извергаться только в самый нужный момент…
Да, все это интересно, но сильно отдает архаикой.
Энергии! Энергии! Мир нуждается прежде всего в энергии.
Кроме энергии мир нуждается в новых, более состоятельных идеях.
«Тома Рок, неужели вы посмеете открыть огонь по флагу вашей родины?»
Подразумевалось, видимо, что безумный изобретатель расчувствуется, всплакнет, но у Тома Рока давно нет родины, она его отвергла. У него нет никакого флага — это все пустой разговор…
Но вот на горизонте появляется корабль.
Он растет, он медленно увеличивается на глазах.
Это французский крейсер. На борту — барабанный бой, трубят звонкие горны и вот взлетает на нок сине-бело-красный флаг родины.
Мы ждем трагической развязки, достойной времени. Мы ждем крушения сердец, крушения всего мира, как подсказывает нам логика мстителя. Но странно… Горны звучат всё громче, всё пронзительнее, и Тома Рок, мститель, вдруг, к нашему удивлению, закрывает глаза руками…
33
«Я считаю роман, — сказал Герберт Уэллс в одном из интервью 1911 года, в 1914 году переделанном в статью «Современный роман»[53], — поистине значительным и необходимым явлением в сложной системе беспокойных исканий, которая зовется современной цивилизацией. Но мне известно, разумеется, что существует теория, признающая за романом одно-единственное назначение — развлекать читателя. Вопреки очевидным фактам, этот взгляд господствовал в период деятельности всех великих писателей, которых мы теперь называем писателями Викторианской эпохи, он живет и поныне.
Пожалуй, возникновением своим теория эта обязана скорее читателям, нежели читательницам. Ее можно назвать теорией Усталого Гиганта…
Да, читателя обычно представляют как человека, обремененного многими заботами, изнемогающего от тяжких трудов. С десяти до четырех этот Усталый Гигант не выходил из конторы, разве что часа на два в клуб — перекусить или же сыграть в гольф, а может быть, провел весь день в парламенте — заседал и голосовал в палате общин; удил рыбу, участвовал в жарких спорах по поводу какой-то статьи закона, писал проповедь или занимался еще чем-то столь же серьезным и важным — ведь жизнь человека обеспеченного состоит из тысячи подобных дел…
