— Он нуждается в углублении, — заметил Спенсер.
— Определенно.
Он посмотрел вокруг.
— И это все принадлежит Калхаунзам?
— Да. Они откупили это у поместья.
Здесь так хорошо. С трудом верится, что Каслфорд — город. Ничего, кроме деревьев, цветов, воды и гор, насколько хватает глаз. В это утро я чувствовала себя совершенно счастливой, потому что с меня сняли шейную шину.
— Как думаешь, они продадут эту землю?
— Их дети продадут, когда унаследуют ее. Они больше не живут здесь.
Он обнял меня за плечи, и мы пошли по тропе в сосновый лес, который семьдесят пять лет назад посадил мой дед, когда Харрингтоны были богатыми. Ковер из сосновых мягких игл под нашими ногами, воздух насыщен ароматами — все восхитительно.
— Ты могла бы купить эту землю, когда дети унаследуют ее?
— Нет, — ответила я. — Во-первых, у меня нет денег. Во-вторых, сомневаюсь, что Калхаунзы верят в то, что их дети никогда не вернутся в Каслфорд.
— Не такая уж необычная история, — сказал Спенсер, подняв с земли сосновую ветку и обмахиваясь ею. — То же самое и в моей семье. Моя сестра преподает в Карнеги-Меллоне, я работаю в Нью-Йорке, мой кузен — адвокат в Чарлстоне. Я хочу сказать, что высшее образование отрицательно сказалось на моей семье: все уткнулись носами в книги, и никто практически не знает, что такое физическая работа. — Он потер щеки. — Но поговорим о Мэне. С одной стороны, звучит вроде бы неплохо…
— Если хочешь поехать туда…
— Только если ты поедешь со мной, — перебил он и пожал мне руку.
— Вспомни о деньгах, — сказала я.
— Которых у нас нет.
— Ты собираешься возвращаться на работу? Потому что я — возвращаюсь.
— Да. На самом деле мне надо приступить к работе завтра.
Некоторое время мы шли молча.
— Ты действительно понравился маме, — сказала я, прерывая молчание. — Я нахожу это странным.
— Большое спасибо.
— Она годами нападала на меня, чтобы я наконец повзрослела, а когда я встретила парня и влюбилась в него как юная девушка, она находит это поспешным. Поди угадай.
Он снова обнял меня. За последние восемь дней мы провели вместе так много времени, что мне кажется, что его тело стало продолжением моего.
— Хочу спросить тебя кое о чем.
— Что бы ты там ни спросил, помни — мы знаем друг друга недостаточно хорошо…
— Эй!..
— Хорошо, спрашивай.
— Ты поедешь в дом моих родителей на следующий уикэнд? Моя мать хочет познакомиться с тобой. И отец тоже.
— А они знают, как долго мы знаем друг друга?
— Да. Мой отец сказал, чтобы я привез тебя, пока не упустил. Он видел тебя по телевизору, и ты ему очень понравилась. Но особенно с тобой хочет познакомиться Труди, моя мачеха.
— Салли? Это ты? — позвала меня мать из гостиной.
— Да.
— Иди сюда, дорогая. Хочу тебе кое-что показать! — Ее голос звучал возбужденно.
Мы вошли в гостиную и нашли там Мака и Роба, сидевших за столом.
— Посмотри! — вскричала мать, протягивая мне письмо.
«Уважаемая миссис Харрингтон!
После обсуждения на заседании нашего исполнительного комитета мы единогласно проголосовали за то, чтобы возобновить работу стипендиального Фонда имени Уилбура Кеннета Харрингтона, который существовал в Каслфорде в тысяча девятьсот восьмидесятом году. К письму прилагается чек на сумму в пятьдесят тысяч долларов и денежное пожертвование от моего мужа, Джексона Даренбрука, на ту же сумму.
От всей души желаем, чтобы память о вашем муже в дальнейшем вдохновляла и служила примером для молодых людей. Мы убеждены, что вы с мужем передали вашей дочери Салли самые лучшие качества характера.
Надеемся, что нам удастся привлечь вашу дочь к работе в филиале станции „ВСКТ-ТВ“ в Нью-Йорке. Салли может рассчитывать получить соответствующее предложение непосредственно от нас.
От имени всей команды „ДБС“ шлю вам наши самые искренние пожелания.
Касси Кохран,
президент телевизионного канала
„ДБС“».
— Можешь в это поверить? — спросила мать.
Я передала письмо Спенсеру и посмотрела на чеки. Пятьдесят тысяч долларов и пятьдесят тысяч долларов — сто тысяч для основания Фонда Доджа Харрингтона.
— Мне не совсем понятно предложение «ВСКТ», — сказала я.
— Она ждет тебя во дворе, чтобы обсудить это, — ответила мать, забирая письмо у Спенсера.
— Кто?
— Касси.
— Касси Кохран?
— Она во дворе, дорогая. Иди и поговори с ней.
Я посмотрела на мать, а затем перевела взгляд на Спенсера, который с трудом скрывал улыбку.
— Иди, — сказал он.
Я открыла переднюю дверь. Ба! Сама Касси Кохран, одетая в шорты цвета хаки, бледно-желтую футболку, с золотыми обручами в ушах. Она стояла на подъездной дороге, бросая палки Абигейл и Скотти.
— Привет! — сказала я, выходя во двор.
— Привет! — Прежде чем подойти ко мне, она еще раз бросила палки собакам.
— Мама вне себя от радости. Большое вам спасибо. Надеюсь увидеть вас здесь, когда мы будем присуждать первую стипендию. Здесь соберется столько благодарных людей.
— Уверена, что их будет много.
— Джексон очень щедрый. Мы все напишем ему. Роб, я и мама.
— Мы с радостью делаем это, Салли. Ваша семья заслужила это.
Повисла неловкая пауза. Затем Касси кашлянула и сказала:
— Как вы думаете, они предпримут что-нибудь в отношении О'Харна? Привлекут его к суду?
— О да! Сейчас мы имеем неопровержимые доказательства от того парня из Дарема.
— Но закон о бездоказательности?..
— Правильно. Мы не можем доказать, кто подложил взрывчатку, но можем доказать, что при строительстве гимнастического зала были использованы некачественные материалы, что повлекло за собой разрушение стены и смерть моего отца.
— Надеюсь, это удастся.
— Это дело тянулось многие годы. Но нам бы ничего не удалось, если бы не вы. Вы даже представить себе не можете, какое впечатление произвели на мою семью. Мы впервые воспрянули духом со дня смерти отца.
— Я знаю, что вы чувствуете.
— Конечно, знаете, — сказала я. — Ведь вы переживали за своего отца.
— Вы знаете, Салли, — сказала она, — интервью с вами было для меня определенным опытом.
