Внезапно в сознании вспыхнуло видение — мавзолей и пустая каменная плита с серебряной шкатулкой. Изображение Исиды, змея… Он невольно поежился.
— Верно, — согласилась она.
Снова закашлявшись, он тяжело опустился на покрытую росой траву. Следовало попросить слугу принести ему плащ. Зачем он вышел ночью в сад?
— И ставкой была душа, — продолжала женщина.
Август осторожно лег на спину, готовясь услышать очередную историю. Он испытывал страх. За свою жизнь он нанимал многих сказителей, но мало спал. Как же он жаждал отдохнуть!
Женщина пристально смотрела на императора.
И он вспомнил двух маленьких мальчиков, погибших на поле боя. Он привез в Рим Селену и выдал ее замуж за царя Мавритании. Дал ей царское приданое, словно она была его дочерью. Он чувствовал себя обязанным перед Селеной. Она тоже умерла — восемь лет назад. Нанял греческого поэта, чтобы он написал эпитафию в ее честь. Единственный хороший ребенок, но — не его собственный.
— Луна потемнела, поднявшись на закате, — прошептал Август. Чудесные строки. Странно, но женщина оказалась похожа на Селену, удивился он и продолжал: — И скрыла свои страдания, ибо ее бездыханная тезка спустилась в Аид. Красота ее была подобна ночному светилу, но тьма поглотила обеих.
Незнакомка улыбнулась. В глазах ее сверкнули слезы, но, возможно, это был отблеск звезд.
Он пожалел обо всем на свете.
— Душа? — спросил он. — Чья? Твоя?
— Нет, Октавиан, — произнесла она. — Когда я заключила сделку, я уже ее продала Ка. Я хотела спасти любимого. А твоя душа была со мной — со дня сражения у Аверна. Ты жил без нее, как и я — без своей. Ты никогда не замечал ее отсутствия? Признайся, Октавиан, был ли ты счастлив? Любил ли ты? Радовался?
Август печально взглянул на нее. Губы ее ярко выделялись и в темноте.
Ему показалось, что она стала выше, а кожа ее побледнела. Она снисходительно посмотрела на него…
Блеснули ее острые зубы.
Он едва мог дышать. Из прошлого всплыло имя. Он не понимал, почему забыл о нем.
— Клеопатра, — сказал он.
— Te teneo, — отозвалась она. — Ты — мой.
Она наклонилась к нему, крепко обняв Августа. Ее ледяные губы коснулись его рта. В ее глазах отразились вулканы, бури, разрушение, хаос.
Он на миг узрел падение Рима. Небо заполнили металлические крылья.
Она впилась в его горло. Август слабо сопротивлялся. Ее рука придавила его к земле, и он расслабился под ее тяжестью. Всего лишь поцелуй…
Да. Наверняка они были любовниками. И стали ими вновь.
Клеопатра, повелительница Египта. Царица царей.
— Ты проживешь долгую жизнь, — услышал он ее голос и ощутил себя мальчиком, страдающим от лихорадки.
И все закончилось.
Клеопатра встала. Наконец-то она может покинуть страну, ставшую домом поневоле. В саду остался мертвый император Рима.
Умирая возле Аверна, она почувствовала, как Сохмет оставила ее душу. Тогда Клеопатра вернула Ка. В те секунды снежинки падали на ее кожу, и неспешно текла бесконечная струйка ее собственной крови.
Она очнулась на болотистом берегу темного озера. Была ночь, в небе висела полная луна. Но одновременно она созерцала восход солнца. Горизонт переливался золотыми, розовыми и коралловыми красками. Вокруг простирались холмы и долины, зеленые луга и яркие цветы. Но это была не земля.
Она полюбовалась созвездиями, знакомыми ей по небесам любой страны, где она бывала. Тени падали на траву и водную гладь. Клеопатру радовало, что она видит узор из прежней жизни в новом, пробуждающемся мире.
— Ты в Элизиуме, — произнес чей-то голос. — Ты умерла у моих врат.
— Где Антоний? — спросила она, поворачиваясь к Аиду. — Мне нужно к нему.
Бог печально покачал головой.
— Как пожелаешь. Ты оказала мне немалую услугу. Я плачу тебе тем же.
Последовала ослепительная вспышка, и Клеопатра перенеслась в другое место.
Она оказалась на Острове Огня с весами для взвешивания душ. Рядом лежало перо Маат. Перед Клеопатрой появились Марк Антоний и ее сыновья. Трое умерших детей. Цезарион, Александр Гелиос и Птолемей Филадельф.
Задохнувшись от счастья, она бросилась им навстречу. Внезапно могучая сила вырвала ее из Дуата и вернула душу в изломанное тело.
Прядильщица судеб призвала Клеопатру из подземного мира, в который она так стремилась. Беспомощная и парализованная, она почувствовала, что Сохмет опять овладела ею.
— Теперь я вижу все, — прохрипела сейдкона, положив руки на лицо Клеопатры.
Царица шагнула в собственное будущее. Любимый ждал ее в Дуате, а она оставалась на земле, мечтая о нем. Ей не дано встретиться с ним в ближайшее время.
— Твое предназначение — уничтожить мир, — прошептала тогда Ауд. — Но ты должна и спасти его. Это — одна и та же судьба.
Клеопатра скрылась во тьме. Над головой сиял остроконечный серп. Тело ее наполнялось кровью, а разум — ночью. Она окончательно исцелилась, и Сохмет восстала снова. Царица ощущала ее голод. Сохмет тоже ранили стрелой с ядом Гидры, однако у богини оставались еще шесть Убийц: Голод, Землетрясение, Потоп, Засуха, Безумие и Жестокость.
Клеопатра пока не закончила земные дела. И она не знала, когда придет успокоение. Не ей это решать.
Император Рима умер.
Да здравствует царица.
Acta est fabula.[47]
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Многие события, описанные в этой книге, происходили в действительности. Многие персонажи повествования существовали на самом деле. Их деяния и злодеяния, равно как и самые невероятные поступки — включая и те, которые вы, без сомнения, сочли плодом авторского вымысла, — имели место быть.
Позвольте мне пояснить свою мысль. События, разворачивающиеся в романе, основаны на исторических фактах. Но в исторических описаниях, которые принято считать источником подлинных сведений о жизни Антония, Клеопатры, Октавиана, Агриппы и прочих героев той эпохи, реальность мешается с домыслами, выдумками и мифами. В этой книге соблюден в точности такой же принцип.
История пишется победителями и для них самих. В нашем случае это — римляне. Поэтому классические труды, касающиеся Клеопатры и Антония, показывают поразительно однобокую картину, полную преувеличений, прикрас, кликушества и противоречий. Как и на сегодняшней политической арене, участники тогдашних событий с обеих сторон могли бы рассказать немало разнообразных вещей, часть из которых, возможно, являлась объективными фактами, а часть — вымыслом.
Ни один из авторов наиболее значительных исторических хроник не был современником описываемых в них событий. Плутарх написал «Жизнеописания» почти сотню лет спустя после гибели Клеопатры, которая покончила жизнь самоубийством (а может, и нет) в 30 году до н. э. Другие летописцы полагались на более ранние источники и народную молву и грешили некоторыми вольностями в изложении, а также изрядной долей низкопоклонства перед Римской империей. Посему современные работы, посвященные этим темам — в чем честно признаются сами авторы, — могут быть использованы в качестве фактографических данных относительно того, что случилось в Александрии, лишь с определенной натяжкой.
