– Тебе не продается.
– А никто другой столько и не даст! – пригрозил Прохоров.
– Ну, значит, вообще не продается! – встал Куропатов из-за стола, показывая этим, что разговор окончен.
Встал и Прохоров. И чувств своих скрывать уже не мог:
– Ясно. Ничего. Мы еще вернемся к разговору! Вы меня еще упрашивать будете! И не только вы! Когда меня два года назад вся Анисовка продала, никто не заступился, все радовались, я слово дал: уничтожу! Под корень! Чтобы памяти от вас тут не осталось! И не останется!
Он вышел, хлопнув дверью.
– Спасибо, Миша, – сказала Лидия.
– За что?
Лидия не успела ответить: вбежал сын Витька.
– Мам, пожрать дай!
– Не пожрать, а покушать, – поправил Куропатов. – Ты прямо как дремучий деревенский, в самом деле. А у нас цивилизация на пороге: телевизор вон тот же... Дорогу ведут... Ничего. Еще лучше, чем в городе, будет.
Витька, принимаясь за еду, сообщил:
– А дядя Вася Суриков на дереве сидит!
– Зачем? – удивился Куропатов.
– Не знаю. Сидит и говорит: принеси, говорит, сигарет и выпить. Ну, то есть у теть Шуры в магазине взять.
– Что он, сам не может сходить?
– Говорит: не могу.
– Дерево какое-то... Пойти, что ли, посмотреть? – размышлял Куропатов.
– Нечего. Сигарет и выпить, ага! И сам там останешься. Сиди, пожалуйста! – не слишком сердито, но твердо сказала Лидия.
И Куропатов остался дома.
12
Куропатов остался дома, а другой верный товарищ Сурикова, Мурзин, всё больше беспокоился и, не выдержав своих сомнений, пришел к дому Василия. Спросил у Натальи, дома ли муж, она ответила, что ей всё равно, где он и с кем пьет. Мурзин помялся, но дело серьезное, надо говорить. И он сказал:
– Василий вообще-то со мной был.
– А чего же спрашиваешь тогда?
– Да понимаешь... Он рассказывал, что вы поцапались.
Наталья хмыкнула:
– Всей деревне жалуется? Тоже мне, мужик!
– Да нет, он не жаловался. Огорчался очень, это правда. А я ему сдуру про Фокеева из Распятовки рассказал. Помнишь Фокеева?
– Нет.
– Ну, на баяне еще играл, а потом баян цыганам продал. А потом их искал, чтобы выкупить.
– Не помню, сказала же!
– Жена у него еще была такая высокая, на голову выше его. И тощая, как грабля... Короче, повесился он.
– Кто?
– Фокеев. Тоже вот так с женой поссорились, он и... А я Василию рассказал. Потом ушел, выхожу – его нет. И кошки мои взял зачем-то. И веревку бельевую снял...
Наталья села на крыльцо.
– Когда?
– Что?
– Когда он ушел?
– Часа два уже. Или даже три. Я беспокоиться начал...
– Господи... Пьяный был?
– Ну... – затруднился Мурзин вопросом, в самом деле непростым. – В пределах нормы...
– Знаю я вашу норму! В какую сторону хоть пошел-то?
– Я не видел...
Наталья вскочила и пошла со двора. Мурзин, чувствуя долю своей вины, последовал за ней. Выйдя на улицу, они встретили Прохорова, который подъехал и как раз собирался заглянуть к Суриковым.
– Здорово, земляки! – поприветствовал Прохоров. – Наталья, вы с Василием дом вроде продаете?
– Какой дом? Ох, не до вас, дом какой-то!
И торопливо пошла, почти побежала по улице, за нею поспевал Мурзин.
Прохоров с досадой смотрел им вслед. И тут сорвалось.
Ничего, в другом месте получится.
Он сел в машину и поехал по родным колдобинам очень осторожно и медленно: машина импортная, не для таких дорог сделанная. Настолько медленно, что его обогнал на велосипеде Андрей Ильич Шаров. Да еще и встал поперек дороги.
– Привет, давно не виделись! – крикнул Андрей Ильич. – Что, не вышло с торговлей? Никакого моста не будет, оказывается!
– Одно другому не помеха, даже наоборот! – хладнокровно ответил Прохоров. – Не хотят тут люди жить, Андрей Ильич. Несмотря на старания руководства.
– Да неужели? – изумился Андрей Ильич, будто услышал новость.
– Я тебе говорю. Люди готовы хоть завтра. С Куропатовыми вон почти договорился. Суриковы на мази, Савичев спит и видит съехать. Кстати, у тебя дом тоже неплохой и место хорошее. Чего тебе тут делать с твоими способностями? И жена твоя по городу скучает. Я бы хорошую цену предложил, как своему человеку!
Андрей Ильич не принял шутки.
– Я тебе не свой! И ты еще придешь ко мне бумаги оформлять, тогда поговорим! Если будет что оформлять!
– Не беспокойся, будет! А то бы продали мне всю Анисовку на корню, а? Возни меньше!
– Знаешь, что мне моя бабка говорила? – спросил Андрей Ильич. – Не разевай рот слишком широко: треснет. Понял?
Он уехал, виляя рулем на ухабах, Прохоров проводил его смехом, довольный, что удалось уязвить Шарова. Впрочем, смеялся он недолго. Вспомнил, что его похвальба пока ничем не подкреплена.
Ничего. Надо к Савичеву ехать. Мужик легкомысленный, хоть и не дурак.
13
Савичев мужик легкомысленный, хоть и не дурак, тут мы вынуждены согласиться с оценкой Прохорова. Хотя согласимся не вполне: легкомысленность Савичева иногда только кажущаяся. Наоборот, он часто любит обмозговать вопрос со всех сторон.
Когда Прохоров приехал к нему, он как раз решал: заменить ли фанерный почтовый ящик на воротах или оставить? С одной стороны, ящик выглядит некрасиво: потемнел до черноты от дождей и снегов, дверка косая. С другой – привесь новый, он будет смотреться на заборе как заплатка. Что ж, из-за ящика и забор менять? С третьей, газет и журналов Савичев давно не получает, а если письмо придет от Ольги, то Татьяна обычно получает на почте, как и все остальные: почтальонши, чтобы по дворам мотаться, в Анисовке давно нет, лишняя роскошь. То есть ящик можно вообще убрать. С четвертой стороны, пятно, которое останется после ящика, будет напоминать о нем. И тогда сам ты будешь смотреть на это с грустью, а другие со смешками: тоже хозяин, даже ящика почтового у него нет. С пятой стороны...
Пятую сторону Савичев не успел обдумать, помешал Прохоров.
– Здоров, Савичев! – бодро поздоровался он. – Мне говорили, ты съехать собираешься?
– Если говорили, то не исключено, – не стал спорить Савичев. – Но есть проблема.
– Какая?
– А заходи, обсудим.
– Только учти, мне разговоры некогда разговаривать, я только если серьезно!
