Книга Моя жизнь среди евреев. Записки бывшего подпольщика - Евгений Сатановский

Эта книга закончена через год после предыдущей – с полугодовым опозданием по сравнению с графиком, который был согласован с издательством. Не то чтобы автор полагал, что без этой, третьей за короткое время стопки бумаги, испорченной им для ЭКСМО, миру станет много хуже и он от этого сильно пострадает. Тем более что на повестке дня и так стоял конец света, назначенный всемирной корпорацией жуликов на 21 декабря 2012 года для готовых к ним прислушаться идиотов, в соответствии с окончанием очередного календарного цикла древних индейцев майя. Но организм оценил результаты предыдущего периода работы и решил дать сбой. Нормальная летняя серия операций – сердце, ноги… В предыдущий раз, сразу после подписания договора на серию из пяти книг, отказали глаза. Близорукость, заработанная еще в детстве чтением Жюля Верна и капитана Майн Рида под одеялом с фонариком, начала стремительно прогрессировать.

Как сообщили врачи, заменив хрусталики на обоих глазах, сказалась работа в горячем цеху московского завода «Серп и молот», которой на протяжении длительного периода в 80-е автор кормил семью. Поскольку инженер тогда получал гроши – в качестве рабочего. Называлось это «прицепщик горячего металла». Помесь гориллы с беговой лошадью. Много бегаешь, много работаешь руками и всегда есть шанс не вернуться со смены живым, поскольку с техникой безопасности не просто плохо, а вообще никак. Помнится, за первые полгода 1989-го из родного сортопрокатного цеха вынесли девять покойников. Но много и получаешь.

Рабочие вообще получали при советской власти не в пример инженерии. Почему многие инженеры, и автор в их числе, чтобы нормально жить, «закапывали» диплом. За что, как говорили, могли дать пару лет. Родина любила своих сыновей и заботилась о том, чтобы каждый из них находился на отведенном ему месте. Автор этого не проверял, тем более что горячий стаж зарабатывал сам, но на медкомиссию к окулисту ходили другие. Иначе черта с два его бы к этой работе подпустили. А что было делать инженеру с семьей в Советском Союзе? Ну, можно еще было быть техническим гением.

Папа, с его сорока патентами и лицензиями, как раз им и был. Его непрерывная разливка стали – единственный в металлургии технический процесс, изобретенный в СССР, – кормил семью вполне достойно. Благо продали эти изобретения в 60–80-е годы куда только можно. Во Францию и США. В Алжир и Китай. В Германию и Великобританию. Наконец, в Японию, где «Кобэ-стил» на этом чрезвычайно процвела. И оттуда папе долго приходили рождественские открытки с Фудзиямой и иероглифами.

Страна за его оборудование получила в итоге, судя по сохранившимся в семейном архиве бумагам, то ли 46, то ли 49 миллионов долларов. Из которых папе было выплачено в общей сложности тысяч 20 рублями и, в 80-е годы, столько же чеками. Большие были деньги. Помнится, одно из изобретений ушло государству за 20 голландских гульденов, которых, естественно, изобретатели в глаза не видели. Продашь государству изобретение ни за грош, тогда его внедрят, а тебе дадут чуток рублей. Предварительно вписав в список создателей директора, секретаря парткома и прочее начальство по потребности. Нет – гуляй.

Сорвалась вся эта карусель только один раз, когда трое авторов за особенно ценную работу были поданы на Ленинскую премию. Список причастных тогда разбух до неприличного размера, и его надо было сокращать. Вот их и сократили. Кто были такие по советской табели о рангах Мясоедов, Карпека и Ян Сатановский? Никто. И звать их было никак. Перебьются. И перебились бы, если бы список в ЦК не попал на стол к Анатолию Манохину лично. Кто помнит – был такой человек. Институт имени Байкова, объединение «Тулачермет». По всем понятиям системы – Большой Босс. А поскольку учился он в свое время вместе с отцом и у него списывал, хорошо знал, кто есть кто и кто чего стоит. Задал вопрос. Получил ответ. Озверел. В общем, Ленинскую не получил никто. Поскольку дружба – она и в Африке дружба. Хоть фронтовая. Хоть институтская. Хоть заводская. Вне зависимости от того, кто вышел в большие начальники, а кто так, головой и руками на хлеб зарабатывает.

Так что, если не учитывать привходящих непредсказуемых факторов, вроде вышеописанного, хор-рошая была система. Справедливая, аж сил нет. Хочешь сей, а хочешь куй… В «Кобэ-стил», куда наивные японцы папу долго и настойчиво звали работать, его, естественно, не отпустили. Япония. 60-е годы. Слишком жирно для простого главного конструктора. Да и вообще он за границей ни разу не был. В Англию сам отказался – времена были еще те. 100-процентная гарантия посадки по возвращении, причем вместе с семьей. В Китай Б-г упас, там как раз началась культурная революция.

Опять-таки он удачно отвертелся от статьи о нем в Большой советской энциклопедии. Тоже была гарантия прогулки в места не столь отдаленные. После очередной чистки рядов подписчикам приходила новая, политически правильная страница без описания биографии разоблаченного врага народа или вредителя, с указанием, в какой именно том вставить, на место исходной. Ту, первую страницу надлежало вырезать и уничтожить. Чтобы и следа не осталось в истории страны от коварного врага, замаскировавшегося под нашего человека. И да здравствует Советская власть и лично товарищ Сталин. А также товарищи Берия, Каганович, Маленков, Хрущев и, до поры, не к тем примкнувший Шепилов.

Который, Дмитрий Трофимович, был в пору раннего детства автора соседом по подъезду на Кутузовском, жил на этаж ниже, на шестом, и до самого своего восстановления в партии – уже при Брежневе, пока не переехал в положенный по старому-новому статусу дом, с авторской бабушкой дружил. Благо при Хрущеве папе, как человеку сугубо городскому, удалось послать подальше инициативу партии и правительства по переброске инженерных кадров на руководство целинными совхозами. Поскольку он не был коммунистом и от предложений вступить в ряды упорно уклонялся. Членов партии в семье и без него хватало. Хотя его собственный отец – дед автора, погибший от полученных на фронте ран в 1944-м, как раз в их числе не состоял.

Но это все лирика и преамбула. Навеяло по ассоциации. Так вот, металлурги и прочие технари в стране долго не жили. Горячий стаж на то и позволял выйти на пенсию в 55 или 50, что до этой пенсии далеко не все доживали. Как, впрочем, и до нормальной, в 60 лет. Во всяком случае, ни отец, ни тесть автора не дожили. Отец скончался от инфаркта. И месяца через два по всем его изобретениям, в соответствии с которыми он был изобретателем номер один в институте, московский ГИПРОМЕЗ платить перестал. Причем оклад и должность у него в 1983-м были такими же, как и в 1961-м, когда он в это здание на проспекте Мира, 101, был переведен со всем своим отделом из «Стальпроекта».

Тесть умер от рака легких. Сварщик был. Талант от Б-га. Делал все то, что ни у кого не получалось. Золотые руки. За полгода, пока его лечили в киевской больнице от плеврита, которого у него не было, сварил отличную ограду вокруг медицинского комплекса. После чего был выписан умирать домой, поскольку пошли метастазы. Он-то как раз в партии состоял. Однако орден, на который был представлен заводским руководством в качестве передовика производства, не получил. Позднее коллеги по работе, отводя глаза в сторону, сказали, что Киев его зарубил по национальному признаку. Еврей, понимаешь. Не та нация. Неправильно поймут. И выдали вместо ордена чешскую пепельницу из массивного цветного стекла. Хорошая пепельница. До сих пор стоит.