форму символа Бэтмена. Я читаю записку, прикрепленную к ключу.
Ключ от моей пещеры Бэтмена… нашего нового дома.
Я кладу ключ обратно в коробку, и слеза скатывается по моей щеке. Какого черта я делаю, и, самое главное, какого черта я хочу?
Ну, я знаю, чего я хочу, но боюсь, что если я скажу это вслух, пути назад не будет. Есть шанс, что дорога окажется тупиковой и приведет меня обратно к тому, с чего я начал.
Я возвращаюсь к нашему столику, немного шатаясь, так как сангрия наконец-то смогла пробиться через мои вены. Когда я наконец замечаю всех, они поддерживают Рокки, который поет «Call Me Maybe».
Никки выглядит убитой, склонив голову и многократно покачивая ею. Когда песня заканчивается, толпа ревет, и японские туристы достают свои ручки и автографы, умоляя его дать автограф. Рокки ухмыляется, расписывается и фотографируется с туристами. Наш стол в истерике. Наконец, Никки начинает смеяться.
Эрик все еще пытается решить, что петь. Он сидит и выкрикивает строчки каждой песни, пытаясь добиться идеальной подачи, как будто он проходит прослушивание в шоу «Голос».
Мое внимание переключается на Адриану, которая уговаривает Лекса спеть. У Лекса прекрасный голос — мягкий и успокаивающий. Он не из тех, кто встает и поет перед толпой, однако его внезапный прилив смелости меня заинтриговал.
Он подходит к сцене, когда называют его имя, и коротко говорит с человеком, отвечающим за музыку. Поднявшись на сцену, он садится за рояль. Свет приглушается, и толпа ревет, когда он начинает играть по нотам. Мое сердце бьется так громко, соревнуясь с громкостью исполняемой музыки. Пока толпа сидит в молчаливом обожании, мелодия становится все более знакомой. Бруно Марс — «Когда я был твоим мужчиной».
Я закрываю глаза, впитывая каждое слово песни. Это значит для меня больше, чем что-либо другое.
Пришло ли время наконец-то простить?
Ему больно.
Моему Алексу больно.
Он прав. У него тоже есть чувства, и я не могу стать настолько холодной, чтобы не признать этого. Нам нужно поговорить, но не сегодня. Не в мой день рождения. Не в тот вечер, когда мой жених ушел от меня и сказал, что ему тоже больно.
Я — разрушительный шар, уничтожающий все на своем пути. Люди страдают из-за меня, из-за моих необдуманных действий.
Я не знаю, кем я стала, но когда я смотрю на него на сцене, восхищаясь его мужеством обнажить свою душу передо мной на глазах у всех, в моей голове загорается свет.
— Я знаю песню, которую мы будем петь, — говорю я, мой голос едва слышно шепчет.
— Что это, Чарли? — спрашивает Эрик.
Я наклоняюсь и говорю ему. Если я не могу поговорить с Лексом, я последую его примеру, выражу свои чувства через эту единственную песню и надеюсь, что он поймет, что мне от него нужно.
Что мне нужно, чтобы исправить нас.
Тридцать четвертая глава
Лекс
Маленькая голубая коробочка стоит на моей тумбочке, постоянно напоминая о ней, мучая меня, когда я сижу в своем гостиничном номере и просто смотрю на нее.
У меня ушло почти все вчерашнее утро на то, чтобы потянуть за ниточки в Tiffany's, чтобы получить бриллианты, инкрустированные в кулон. Слава моим гребаным счастливым звездам, менеджер знает, кто я, так что после того, как куча денег была отправлена в их сторону, кулон был доставлен вручную в мой номер. Я знаю, что это много значит для нее. Когда я спросил ее о татуировке, она отмахнулась от нее в типичной для Шарлотты манере.
Когда, блядь, она откроется мне?
Мы сидим в укромном уголке ресторана. Комната украшена изумрудными воздушными шарами — идея Адрианы, конечно же. Я стою рядом с Элайджей, пока он рассказывает мне о новой работе, которую он начинает в Бруклине.
— Я буду вести уроки рисования для молодежи в YMCA. Это будет хорошая перемена.
— Звучит неплохо. Но как ты себя чувствуешь? Ты уверен, что готов к этому?
Элайджа — самый близкий мне человек, как брат, поэтому мое беспокойство не лишено оснований. Его рак напугал нашу семью, и мы никак не могли его потерять. К счастью, в известной женевской клинике реабилитации онкологических больных была вакансия для него, и еще большее счастье, что один из моих клиентов знал владельца, так что мне оставалось только взмахнуть AMEX, и у них внезапно появилась вакансия. Мне было наплевать на деньги, нам просто нужно было, чтобы он жил. Он хорошо поправился, но я знаю, что ему все еще нужно быть полегче.
— Намного лучше. Ты ведь знаешь, что я обязан тебе жизнью?
— Как насчет того, чтобы ты просто позаботился о моей сестре и сделал так, чтобы она меньше меня раздражала, и мы будем считать, что мы в расчете?
— Договорились! Но, эй, ты же знаешь Адриану. Я могу только пообещать, что постараюсь, — Элайджа смеется.
Мы болтаем между собой, пока не заходит Джулиан. Никки вцепилась в него, схватила его за руку и ведет себя как влюбленный подросток. Какого хрена? Значит, с ним она ведет себя хорошо, а со мной обращается как с отбросом земли. Он ходит вокруг, приветствуя всех, оставляя меня напоследок.
— Эдвардс. Не думал, что увижу тебя здесь, — он пожимает мне руку. Тупой урод.
— Ну, она моя подруга, и меня пригласили.
Адриана затихает, объявляя, что Шарлотта прибыла. Мы закрываем занавес и приглушаем свет. Когда мы кричим «сюрприз», ее лицо бесценно. Она видит меня, потом смотрит на Джулиана. Я знаю, что она в панике. Хорошо, думаю я. Может, теперь она избавится от него. Она выглядит так чертовски сексуально в своем облегающем черном платье с этими сексуальными каблуками. Я хочу, чтобы ее ноги обвились вокруг меня, и я хочу почувствовать вкус ее сладкой киски на своих губах.
Но вместо этого я получаю очень непривлекательные объятия.
Я поздравляю ее с днем рождения, а затем делаю замечание по поводу ее платья. Я знаю, какой эффект я
