во время своих путешествий по Центральной Азии богатейшие коллекции животных, которые пожертвованы им в Зоологический музей Академии. Со времени основания музея никто еще не приносил ему такого ценного и единственного в своем роде подарка. Коллекции Н. М. Пржевальского дают возможность познакомиться с фауной до сих пор неизвестных частей Центральной Азии, где до него не был ни один натуралист».
В начале мая 1881 года, прочитав заявленные лекции и отдав обязательные визиты, Пржевальский вернулся в Отрадное, чтобы начать работу над книгой о третьем своем путешествии. Книга «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки» вышла в свет в 1883 году.
Каковы же были важнейшие научные результаты третьего путешествия Пржевальского?
На карту были нанесены 4100 километров пути по неисследованным ранее местностям. В Наньшане и Северном Тибете открыты неизвестные до того времени горные хребты. Впервые отмечены постоянные климатические явления, общие для всего центральноазиатского нагорья (Гоби и Тибета), — бури, имеющие направление с запада на восток. Объяснены причины этих явлений и их геологические последствия. В богатейших коллекциях, собранных экспедицией, представлено много видов растений и животных, ранее неизвестных. Ценные наблюдения сделаны о быте и общественных отношениях неведомых европейцам народностей Центральной Азии.
В книге, с присущим Пржевальскому литературным даром, ярко описана детальная и одновременно цельная картина исследованных мест — их климата, ландшафта, растительного и животного мира, обыденной жизни населяющих ее народов. Пестрый калейдоскоп событий сплетается в единый узор, подлинность которого подчеркивают меткие выводы о связи местности с укладом жизни населения, зависимости нравов и обычаев от истории края и экономического состояния.
По мере того как увеличивался состав экспедиций, масштабнее становились их цели — а вместе с тем увеличивалась их политическая значимость и возрастало сопротивление на пути следования экспедиций, — тональность книг меняется в сторону более зрелого восприятия увиденного. Ученый, политик и офицер-разведчик проступают в Пржевальском все явственнее, одерживая верх над охотником и восторженным натуралистом.
Книга «Из Зайсана через Хами в Тибет» имела грандиозный успех. Один из рецензентов назвал новую книгу Пржевальского «сокровищницей по этно- и зоогеографии Центральной Азии». Однако в ее финале Пржевальский пишет (и в этом вся суть его устремлений, определявшая собой не только его помыслы, но и его действия):
«Грустное, тоскливое чувство всегда овладевает мной, лишь только пройдут первые порывы радостей по возвращении на родину. И чем далее бежит время среди обыденной жизни, тем более и более растет эта тоска, словно в далеких пустынях Азии покинуто что-либо незабвенное, дорогое, чего не найти в Европе. Да, в тех пустынях действительно имеется исключительное благо — свобода, правда дикая, но зато ничем не стесняемая, чуть не абсолютная. Путешественник становится там цивилизованным дикарем и пользуется лучшими сторонами крайних стадий человеческого развития: простотой и широким привольем жизни дикой, наукой и знанием из жизни цивилизованной. Притом самое дело путешествия для человека, искренне ему преданного, представляет величайшую заманчивость ежедневной сменой впечатлений, обилием новизны, сознанием пользы для науки. Трудности же физические, раз они миновали, легко забываются и только еще сильней оттеняют в воспоминаниях радостные минуты удач и счастья. Вот почему истому путешественнику невозможно позабыть о своих странствованиях даже при самых лучших условиях дальнейшего существования. День и ночь неминуемо будут ему грезиться картины счастливого прошлого и манить: променять вновь удобства и покой цивилизованной обстановки на трудовую, по временам неприветливую, но зато свободную и славную странническую жизнь…»
* * *
Время брало свое, и с некоторых пор Николай Михайлович начал задумываться о том, какова будет его жизнь после того, как он не сможет ходить в экспедиции. Мечтал он об этом так: «Когда кончу последнюю экспедицию — буду жить в деревне, охотиться, ловить рыбу и разрабатывать мои коллекции. Со мною будут жить мои старые солдаты, которые мне преданы не менее, чем была бы законная жена».
Но рядом с его родовым имением пролегла колея строящейся Риго-Орловской железной дороги. На много верст вокруг вырубили леса, распугав зверей и птиц. Стало шумно и многолюдно. Николай Михайлович начал подыскивать себе более уединенное местечко. В июне 1881 года он приобрел за 26 000 рублей (и считал, что это дешево) в глухом, бездорожном углу Поречского уезда Смоленской губернии небольшое имение Слобода и поселился в большом деревянном доме, построенном при прежнем владельце, отставном поручике Л. А. Глинке[122]. «Здесь в Слободе, будет мое гнездо, откуда я буду летать в глубь азиатских пустынь», — радовался Николай Михайлович. В этих местах его привлекала тишина и красота природы. «Лес стоит как сибирская тайга, — восторгается он в письме к Ф. Эклону. — Местность вообще гористая, сильно напоминающая Урал… Озеро Сапшо в гористых берегах словно Байкал в миниатюре…»
В воспоминаниях о Пржевальском его племянник рассказывает: «Как гордился он тем, что перед самым его домом было болото! Особенно ему нравилось то, что в Слободе и ее окрестностях была дикая охота: медведи, иногда забегали кабаны, водились рыси, много глухарей».
Обустроившись по своему вкусу, Пржевальский часто приглашает гостей и с удовольствием организовывает для них увеселения — конечно, по своему вкусу, то есть поездки в лес с самоваром, путешествия на сенокос, походы на пасеку за медом, рыбалка, купания… Все это призвано было показать гостям то, чем неизменно восторгался Николай Михайлович, — красоту окружающих мест.
И действительно, места там и сейчас так красивы, что глаз не отвести. Озеро Сапшо удивило меня чудесным твердым и чистым, не заиленным песчаным дном, прозрачной водой и фантастическим закатом. Кстати, озеро Сапшо и окрестности Слободы — ныне поселок Пржевальское Смоленской области, — включены в состав национального парка «Смоленское Поозерье», неподалеку есть санаторий, современные отели и конные базы. (И на одной из них, где я побывала во время работы над книгой, живет парочка тех самых лошадей!)
Управляющему, которого он нанял, Николай Михайлович строго наказывал: «Говорю же я вам, что я доходов не хочу иметь. Я смотрю на имение не как на доходную статью, а как на место, где можно отдохнуть после трудов». Практически сразу, без колебаний покинув родные места, в Слободу переезжает и Ольга Макарьевна, которой Пржевальский безоговорочно доверяет хозяйство. Перед уходом в экспедицию дает управляющему такие указания: «Заведывание домашним хозяйством и скотом поручаю Макарьевне; остальное — Вам»[123].
«Одно неудобство, — с досадой писал Николай Михайлович родственнику. — Усадьба стоит рядом с винокурней». Но как раз благодаря этой винокурне завязалось его знакомство с будущим любимым его учеником, соратником и великим продолжателем дела учителя — Петром Кузьмичом Козловым.
Козлову на тот момент было 18 лет. Как и Пржевальский, он был уроженцем Смоленщины. Его отец «гонял гурты» с Украины на ярмарки в центральные губернии. Не раз отец брал с собой и сына Петра, который
