моему наряду, но я еврей из Хеврона, у нас там все так ходят.
– Из Хеврона, вот как… – произнесла Шейна, вопросительно глядя на гостя. – А где письмо?
– Вот, сию минуту, – гость начал рыться в карманах, одновременно не переставая говорить: – Мы очень подружились, я много рассказывал ему о своем доме, о моей любимой жене. Приглашал в гости. Айзик обещал взять вас и приехать. А, вот, вот оно, наконец-то.
Он выудил из кармана сложенный вчетверо листок и подал Шейне.
– Меня зовут Мрари. Ну, я еще побуду какое-то время в Яффо, дела торговые не дают вернуться домой. Если чем могу помочь, всегда рад.
– Спасибо, ничего не надо. Благодарю вас за хлопоты.
Мрари вежливо и цветисто, совсем по-восточному, распрощался и ушел. Шейна глядела ему вслед и думала:
– Вот же какой милый и симпатичный. Только странный какой-то, и совсем не похож на наших евреев.
Усевшись за стол, она не спеша развернула письмо и прочла несколько строк, написанных знакомым почерком.
– Через два месяца, – прошептала она. – Это ведь совсем скоро. Вацек, еще три недели – и папа возвращается, ты доволен, Вацек?
Шейна поглядела в угол, где, свернувшись в клубок на тряпичном коврике, целыми днями валялся Вацек, но кота там не было.
Айзик, с деньгами, зашитыми в пояс, сел в Могилеве-Турецком на баржу с зерном, идущую вниз по Днестру и, отгородившись от мира, точно щитом, обложкой «Рейшис хохме», погрузился в глубины еврейской мудрости. Первый день он просто читал, увлеченный необычным ходом мыслей и неожиданными поворотами смысла. Во второй попробовал примерить прочитанное на себя, а на третий, не открыв книгу, принялся просеивать свою жизнь через сито полученного знания. Очень быстро сито пропустило все, кроме одного вопроса.
– Почему у нас нет детей? – спрашивал себя Айзик. В этом простом и совершенно прозаическом вопросе сосредоточились радости и невзгоды, счета с прошлым и надежды на будущее. – Всевышний не дает нам продолжения, значит, мы что-то делаем не так. Но что?
Он вспоминал и вспоминал, восстанавливая в памяти подробности их семейной жизни. Написано в старых книгах, что жениху и невесте под хупой прощаются все грехи. То есть проступки надо искать с начала супружества.
Времени с той поры прошло совсем немного, и Айзик без труда мысленно возвращался то к началу, то к середине, то к последним дням его жизни вместе с Шейной. И, положа руку на сердце, он не находил особых грехов. Конечно, были там и тут мелкие проступки, иногда по ошибке, иногда по недомыслию. Но ни разу ни он, ни Шейна не совершили ничего, что Всевышний или люди могли бы засчитать им как злой умысел.
– Все потому, что между нами не было мира, – наконец решил Айзик. – Каждый тянул в свою сторону, каждый думал лишь о себе. И виноват в этом я, только я. Мужчина – глава семьи, а это значит, что на нем лежит обязанность заботиться не только о заработке, но и о духовном благополучии жены. Бог благословляет счастливых и забывает ссорящихся. Если жене для душевного спокойствия необходимо жить в Иерусалиме, мужчина должен поступиться своей рыбалкой и сказать да.
– А на что будем жить, ведь моя рыбалка уже давно не забава, а ремесло? – спрашивал сам себя Айзик.
– Как это на что?! – отвечал он себе, прикасаясь к поясу с зашитыми в нем деньгами. – Здесь лишь часть, в Иерусалиме нас ожидает по-настоящему большая сумма.
– И какой из этого ты делаешь вывод?
– Простой и понятный. Первое, что я скажу, переступив порог нашего дома: Шейна, я согласен. Хочешь жить в Иерусалиме – переедем в Иерусалим. Для меня главное – видеть тебя счастливой. Если мы будем счастливы, Всевышний подарит нам ребенка. Все в наших руках, Шейна, давай же выберем счастье!
Под хоровод покаянных мыслей и твердых решений изменить свою жизнь время до Аккермана пролетело незаметно. Перед швартовкой Айзик вышел на палубу и принялся рассматривать город, в который послал его реб Гейче. Белые мазанки под соломенными крышами жались к мощным стенам. На высоких башнях гордо развевались османские флаги. С минарета в крепости доносилось протяжное завывание муэдзина, к которому он уже успел привыкнуть в Иерусалиме и Яффо.
Порт тянулся вдоль берега, начинаясь у самого подножия крепости. Десяток каменных причалов, далеко уходивших в мелкий лиман, приютили множество кораблей. Сойдя на берег, Айзик долго осматривался, соображая, куда он попал и что теперь делать.
Огромное водное пространство будоражило. Он еще ни разу не видел такого количества пресной воды – озера в Галиции были несравнимо меньше. Лиман походил на море, его берега терялись в тумане, низко плывущем над коричневой поверхностью воды. Пахло не солью, а речкой, именно такой запах поднимался от Курувки после летнего дождя.
«Интересно, какая тут рыбалка, – подумал Айзик, но тут же оборвал себя: – Пора приниматься за дело».
Военное судно он заметил почти сразу, оно было пришвартовано у отдельного пирса, возвышаясь над пестрой кутерьмой рыбацких и торговых суденышек.
Айзик быстро выяснил, что турецкий военный корабль завтра уходит в Стамбул, и не раздумывая двинулся к пирсу.
«Попробую напрямую, – решил он. – Раз реб Гейче сказал, что возьмут, значит, должны взять».
У трапа скучал часовой в полном боевом облачении.
– Добрый день, – обратился к нему Айзик. – В Стамбул идете?
– А ты кто такой? – настороженно спросил часовой, опуская ладонь на рукоять ятагана.
– Еврей из Яффо, домой еду. Может, возьмете с собой? Я заплачу.
Часовой посмотрел на него как на сумасшедшего.
– Ты часом не сбрендил, еврей? Это военный корабль, не понимаешь? Пассажиров не берем.
Но Айзик уже знал, как надо разговаривать с турками. Монета быстро перекочевала в карман часового, и тот позвал офицера. Тот быстро сбежал по трапу, придерживая рукой короткий ятаган, висевший на шитом золотом поясе. Обшлаги рукавов и воротник, также украшенный золотой тесьмой, сверкали на солнце. Высокая красная феска сидела на офицере как влитая.
– Это старший помощник капудана, – быстро произнес часовой, когда офицер ступил на трап. – Он у нас на корабле все может.
– В чем дело? – бросил старший помощник часовому.
– Вот, на корабль просится.
– На корабль? – поднял брови офицер. – Ну-ка, ну-ка, расскажи, зачем тебе понадобилось на корабль.
Он зашел за спину Айзику, отрезая ему путь к бегству.
– Я еврей из Яффо, ездил по семейным делам в Курув, городок в Польше.
– Какие еще семейные дела могут быть у еврея из Яффов Куруве? – усмехнулся офицер.
– Родители жены оттуда.
– Ты что, не мог найти себе нормальную турецкую еврейку?
– Так получилось, – сокрушенно развел руками Айзик.
– Ладно, – буркнул офицер. – А что ты в Яффо делаешь?
– Ловлю рыбу и продаю.
– Рыбу, говоришь. Вот я сейчас
