груди – и, скорее всего, так оно и было.
Глава 19
Раны и яды
Последний состав ушел с вокзала Паддингтон с полчаса назад, а следующий отправлялся только утром. Уинифред убрала в карман свой билет в вагон первого класса и спрятала лицо в ладонях. Ее все еще трясло, но она больше не могла проронить ни слезинки, как бы ни зажмуривала глаза. Билетная касса закрылась, и Уинифред осталась на станции совсем одна. Где-то далеко гремел металл – ночные рабочие разгружали вагоны.
В доме Келлингтона девушкой овладел столь сильный приступ паники, что ей казалось, что она умрет если не от горя, то от удушья. Раскачиваясь из стороны с сторону, Уинифред бездумно водила руками по полу, стараясь пальцами отыскать хоть что-нибудь, за что можно было бы уцепиться. Паркетные доски под ней кренились, словно палуба корабля. Рыдая, Уинифред опустошала душу. Она усилием воли вновь и вновь вызывала перед собой образ Лауры, ее исхудавшее маленькое лицо, и напоминала себе, что никогда больше девочка не подбодрит ее ласковым словом, никогда больше не улыбнется, никогда не сомкнет своих костлявых пальчиков на ее ладони.
На ее рыдания сбежалась прислуга, подоспели Келлингтон и Стеллан. Келлингтон разогнал слуг, и вместе со Стелланом они под руки повели Уинифред в гостиную. Она не сопротивлялась – ей было все равно. Келлингтон налил ей какого-то спиртного, и она выпила, не раздумывая. Рука ее дрожала, и питье опалило губы и язык, согрело горло и грудь. Уинифред чувствовала, как рука Келлингтона обнимает ее плечи, и видела, что Стеллан присел перед ней на корточки, протягивая стакан воды, но мысли были о другом: «Ты могла относиться к ней лучше. Ты не ценила ее так, как она этого заслуживала. Ты должна была увезти ее прочь, когда еще оставалось время».
У Лауры так и не появилось мечты, помимо желания умереть не в одиночестве – Уинифред нарушила и это обещание. И она так и не попрощалась с ней толком.
Будь здесь Теодор, он попросил бы ее перестать думать о том, чего она не успела сделать, перестать мучить себя. Но его здесь не было, и Уинифред со мстительным наслаждением продолжала воскрешать воспоминания. Особенно невыносимыми были те, в которых Уинифред вела себя гадко, а Лаура смотрела на нее с кроткой спокойной улыбкой. Уинифред язвила, а Лаура мягко пожимала ей руку в знак прощения, которого еще не успели попросить.
Уинифред осознала, что прошло достаточно времени, только когда расслышала беспокойный шепот Стеллана:
– Она никак не успокаивается. Может, стоит написать Тедди?
– Не нужно, – сдавленно отозвался Келлингтон. – Наверняка ему сейчас не легче.
Затаив дыхание, Уинифред прислушалась. Слезы продолжали струиться по ее щекам, но вместо рыданий, сдирающих кожу с горла, ее одолела икота. Она едва могла раскрыть глаза – так они опухли от слез.
Келлингтон прав – каково сейчас Теодору? Каково ему было держать Лауру за руку и чувствовать, что жизнь утекает из нее? Каково ему было в одиночку наблюдать ее смерть – быструю, но мучительную?
Вновь подавившись судорожным всхлипом, Уинифред утерла нос и рот рукавом и поднялась, сбросив с плеч руку Келлингтона. Стеллан, сидевший перед ней, поднялся и протянул ладонь, но она на нетвердых ногах обошла его и устремилась к выходу.
Прохладный воздух в коридоре осушил ей лицо.
– Уинифред, куда ты? – спросил Келлингтон, выбежавший следом.
В его вечно равнодушном тоне прорезалось беспокойство.
– К Тедди, куда же еще, – послышался голос Стеллана.
Келлингтон прошипел:
– Это ты ведь упомянул его!
Они оба умолкли и бросились за Уинифред, когда она схватила со столика ридикюль и отворила парадную дверь.
– Уинифред, поезда уже не ходят, – попытался урезонить ее Келлингтон. – И экипаж давным-давно отослан.
Стеллан попытался поймать ее руку, но Уинифред вывернулась.
– Сейчас глубокая ночь, по крайней мере подожди до утра, и мы сами отвезем тебя на вокзал.
– Я не могу ждать, – ответила Уинифред и не узнала собственного севшего голоса. – Я должна… быть там. Я не могу больше…
Она умолкла, стиснув вновь задрожавшие губы. Видимо, юноши о чем-то молча договорились за ее спиной, потому что Келлингтон сказал изменившимся голосом:
– Ты хочешь остаться на вокзале? На всю ночь?
Не сбавляя шага, Уинифред кивнула. Стеллан, раньше Келлингтона осознавший, что переубедить ее не выйдет, сдался:
– По крайней мере, позволь нам отправиться с тобой.
В наемном экипаже они доехали до вокзала Паддингтон. В дневное время он был красив: гигантская конструкция из металла и стекла, куполом накрывающая перроны. Ночью же вокзал был ровно таким же зданием, что и другие – с той лишь разницей, что через прозрачную крышу проливалось достаточно света, чтобы обойтись без газа. Когда луна выглядывала из мутного облака смога, стекло горело серебром.
Стеллан и Келлингтон присели по обе стороны от Уинифред. Висела напряженная тишина. Уинифред краем глаза заметила, как Стеллан барабанит пальцами по колену. Сама она словно оцепенела, у нее не выходило прокручивать в голове воспоминания, как прежде. Теперь они выскальзывали из цепких когтей ее разума, и ни на одной мысли не удавалось задержаться.
– А как же твои вещи? – наконец напряженно спросил Стеллан. – Ты ведь не вернешься в Лондон в ближайшее время.
Уинифред не могла представить, что когда-нибудь ей будет все равно, что она уезжает совершенно налегке, без единого платья, шляпной картонки, белья и украшений. Сейчас на ней не было даже перчаток и шляпы. Она разомкнула губы:
– Пускай.
– Я могу привезти твой багаж, – предложил Келлингтон. – Понимаю, сейчас тебе совсем не до этого, но… наверняка тебе понадобятся твои вещи.
– Хорошо, – равнодушно согласилась Уинифред.
– Акли присмотрит за тобой.
Она представила, как Стеллан своим напряженным молчанием продолжит сводить ее с ума, и у нее в горле встал ком.
– Поезжайте лучше вдвоем, – попросила она. – Я хочу побыть одна.
– Не думаю, что это хорошая идея, – возразил Келлингтон.
Но Стеллан уже вскочил. Он не больше Уинифред желал оставаться наедине.
– Будет тебе. Что такого может случиться, ваша милость? Здесь никого. Даже бродяг нет.
– Я не… – Келлингтон умолк и мрачно уставился на Стеллана. – Как вам будет угодно. Идем.
Он неуверенно погладил Уинифред по голове, и юноши ушли, тихо перебраниваясь.
Почему-то ее ладони пахли железом, словно она долго держалась за горячий металлический поручень. Уинифред вдыхала этот едкий резкий запах и думала о крови. Кровь была у нее на руках. Если она отнимет руки от лица, на нем наверняка останутся красные следы.
Ее тронули за плечо. Уинифред подумала было, что
