Бебий, она теперь живет в покоях Фаустины, – цезарь окончательно бы раскис. Луций прячется у своей же наложницы, в Городе и на торжественных церемониях не появляется. Боится.
Бебий, у этой женщины несгибаемый дух, надеюсь, у тебя тоже. Если у тебя есть дельные советы, немедленно сообщи, что можно предпринять в такой обстановке, но в любом случае удержи, насколько возможно, переданные под командование Валерию Переннису легионы от бунта. Хотя бы дай нам знать, на какие легионы мы можем рассчитывать. По моим подсчетам, даже если обнадеженный всеми знамениями Переннис выступит, у нас остается надежда, что по крайней мере три легиона будут на нашей стороне, а это как-никак сила.
Не буду скрывать, что Переннис отлично подготовил свое выступление. Дело дошло до того, что он вошел в тайные сношения с Виктором Матерном, разбойником и грабителем, который вволю погулял в провинции Аквитания. Когда в Аквитанию был отправлен Лет, охотник, извещенный Тигидием, сумел вырваться из организованной ему ловушки и с лучшими, если такое слово уместно в данном случае, своими людьми перебрался на север Италии и отсиделся в Циспадане. Теперь его обнаружили в окрестностях Рима, и это неспроста. Коммод обвиняет Лета в предательстве, но я воззвал к его разуму, заметив, что Квинт первым сообщил, что встретил людей Матерна в Риме. Зачем ему признаваться в этом, возьми он сторону своего префекта.
Итак, постарайся удержать свои легионы. Если сможешь, заплати им из своего кармана, а мы здесь постараемся потянуть время, потому что время – наше единственное спасение. Оно работает на нас. Как только Переннис выступит, нам в любом случае необходимо спасти цезаря. Ради Рима, ради сохранения державы, потому что иначе вспыхнет гражданская война. Ни Пертинакс, ни Север, ни Марцелл, ни Альбин никогда не примирятся с узурпацией власти. Владычество Тигидия для них – верная гибель. Впрочем, для тебя тоже. Для всех нас этот мятеж грозит гибелью. Вспомни Тацита, описывавшего первую гражданскую войну, начавшуюся после смерти Нерона. Тогда у римлян было только двадцать пять легионов, и от солдатских грабежей и нескончаемых убийств в Италии пало несколько сотен тысяч человек. Ныне у нас сорок легионов, то есть солдатни развелось как крыс. Как только вся эта увешанная оружием, склонная к разбою не меньше, чем Матерн с своими людишками, кровожадная свора обрушится на честных обывателей, всем будет худо. Твоей Клавдии тоже. Решай, Бебий!»
Глава 4
Получив послание от Клеандра, Бебий не стал медлить. Предупрежденный Тертуллом, ознакомленный от верных друзей в столице с подлинной картиной событий, услышав призыв императора о помощи – вряд ли Клеандр решился связаться с ним только от своего имени, – легат-пропретор быстро принял решение. Уже через сутки, в октябрьские календы (1 октября), Лонг во главе пяти десятков мавританских конников спешным порядком отправился в Италию.
Момент оказался на редкость удачный – в эти же дни сын Тигидия Валерий отправился в Нарону, самый дальний город провинции Далмация, где располагался лагерь самого дикого и необузданного соединения в римской армии – IV Флавиева Счастливого легиона. Подбить этих головорезов на выступление не составляло больших трудов. Оттуда, по сообщениям соглядатаев, Валерий собирался отправиться в Верхнюю и Нижнюю Мёзии[54]. С востока они граничили с провинциями Далмация и Нижняя Паннония. На юге – с Фракией и Македонией.
Эту поездку Бебий однозначно квалифицировал как прямое свидетельство того, что Переннис перешел к решительным действиям и его сынок по приказу отца отправился поднимать легионы.
Клеандр прав – как бы ни был слеп и глух новый Геркулес, однако после подвига Феодота, никогда не любившего наследника, постоянно подвергавшего его порке, но в решительную минуту ради исполнения долга пожертвовавшего жизнью, тянуть с мятежом более не имело смысла. Никого не могли обмануть ни бурная вспышка доверия в отношении префекта претория, которую по настоянию Клеандра продемонстрировал император, ни врученное ему памятное копье «За боевые заслуги». Прав спальник и в том, что поднимать сейчас верные императору легионы – значит развязать Переннису руки, дать повод обвинить в мятеже других и выступить в роли защитника законного императора. В любом случае Коммод попадет в такие тиски, из которых ему уже не вырваться. К сожалению, возможностей исправить положение у верных Коммоду граждан оставалось очень мало.
Что касается Валерия… Соглядатаи при его ставке донесли, что младший Переннис издал распоряжение следить за легатом-пропретором и докладывать ему обо всех его передвижениях. Другими словами, отправляясь в Далмацию и далее на восток, супрефект даже не попытался нейтрализовать наместника обеих Панноний с его тремя легионами и перекрыть все дороги, ведущие в Италию. Это была серьезная ошибка двадцатилетнего молокососа, не имевшего опыта в подобных делах.
Пусть следят, усмехнулся Бебий, пусть докладывают, на это, принимая в расчет размеры провинций, уйдет по меньшей мере месяц. На этот срок руки у Бебия будут развязаны. Оставалось только толково воспользоваться допущенным молокососом промахом.
Перед самым отъездом из Сирмия, уже простившись с Клавдией и детьми, он еще раз спросил себя: может, все-таки подождать? Посмотреть, как обернется дело в Риме, а потом уже примкнуть к сильнейшему? Вполне разумная в его положении тактика, однако, рассмотрев дальнейший возможный ход событий, Бебий решил – выбора у него нет. Он должен попытаться спасти новоявленного Геркулеса. Дело даже не в присяге. Счастье его семьи действительно напрямую зависело от того, кто сядет на место принцепса в Риме. Среди всех всевозможных преемников Коммода Переннис был единственным, кого ни в коем случае нельзя было допускать до власти. Если этот ублюдок дорвется до императорского жезла, его, Бебия, казнят если не в первом, то во втором десятке. Обычная предосторожность, а может зависть, заставит Тигидия расправиться с прежним дружком. Даром, что ли, Переннис отмалчивался в Виндобоне! С Коммодом, в конце концов, можно договориться, с Тигидием – никогда.
Трехнедельный путь до столицы Бебий и его всадники преодолели за девять дней. Всю дорогу всадники кутались в длинные солдатские плащи, каждый имел запасную лошадь. Впереди отряда скакал глашатай, наряженный как сингулярий гвардейской конницы. Ему было приказано разгонять местных крестьян, устранять заторы на дорогах, требовать свежих лошадей. Бебий еще в Сирмии предупредил глашатая: если кто-то попытается разузнать поподробнее, куда и зачем спешит отряд, сразу сапогом в харю! В Рим легат-пропретор решил въехать с востока, по Валериевой дороге – так было безопаснее, причем не по главному пути, а проулками (в те годы сплошной крепостной стены вокруг столицы не было). Окрестности Тибура Бебий знал как свои пять
