– Ты занимался сегодня? – Трётся губами о мою щёку.
– Да… мне неудобно. Прости. – Отталкиваю Дугласа и выключаю плиту.
– Неудобно или ты снова придумал себе хрен знает что? – недовольно спрашивая, складывает руки на груди.
– Первое. Всё готово, Дуглас. Садись, но сначала вымой руки. Не хватало, чтобы ты что-то подцепил с улицы или притащил в дом кишечную палочку. Ты будешь виски? – Обхожу его и ставлю на стол тарелку с мясом и овощами.
– Буду, – фыркает он.
– Дуглас…
– Нет, ты, блять, скажи мне, что не так? Что, мать твою, с тобой случилось снова? – кричит, взмахивая руками.
– Хорошо. Это не претензия и не что-то в этом духе. Но ты мне скажи правду. Ты сегодня говорил с кем-то из приёмной комиссии университета обо мне? – напряжённо спрашиваю.
Он цокает и кривится.
– Вот суки.
– Дуглас, пожалуйста, – тихо прошу.
– Да. Понял? Да, – резко, грубо, зло произносит он.
– Да, я с ними говорил, потому что ты просрал дату подачи документов. Я перехватил это письмо. У меня есть все пароли с твоих электронных ящиков. Я могу в любой момент узнать, где ты находишься и куда ты поехал. Я слежу за тобой и буду продолжать это делать. Да, блять, да! Если бы не я, то ты…
– Ты прав, если бы не ты, то я ещё год или больше тянул бы с обучением. Если бы не ты, Дуглас, то я бы никогда не смог поступить куда-то, и никто бы не увидел во мне человека, не говорил бы со мной так вежливо, как сегодня, – спокойно перебиваю его и приближаюсь.
– Если бы не ты, то я пропускал бы и дальше важные моменты своей жизни. Если бы не ты и твои сила, уверенность, стержень, я бы не смог научиться отстаивать своё мнение, и мной бы пользовались. Если бы не ты, то я не становился бы лучше. Поэтому спасибо тебе, Дуглас. Спасибо за то, что ты есть и терпишь меня вот такого проблемного. Спасибо тебе. – Кладу ладонь на его щёку и хватаю его за плечи, притягивая к себе ближе.
– Не за что, – медленно отвечает. Хмурится, и его взгляд бегает по мне.
– Но я хотел сказать, что если бы не я, то ты бы не забыл о сроках. Это по моей вине все здравые мысли вышибает из твоей позитивной башки. Я пытался исправить ошибку. Я… хм, хотел быть лучше. – Он словно стыдится этого, а я, наоборот, улыбаюсь тому, что Дуглас меняется и становится собой настоящим.
– Ты уже лучше, чем хочешь казаться. Дуглас. И я люблю тебя за то, что внутри. Вот здесь. – Кладу другую руку ему на грудь.
– У тебя есть сердце, и оно прекрасно для меня. Я восхищаюсь тобой, Дуглас Бейкер. Верю в тебя и тебе полноценно. Я доверяю тебе. Ты для меня символ свободы, и пусть она не всегда простая и вежливая. Но ты можешь быть таким, и я хочу быть таким же. Не бояться. Не пугаться. Идти голым по дорогам с ноющим от побоев телом. Идти дальше, невзирая на то, что было в прошлом. Ты потрясающий мужчина! – Касаюсь его губ своими. Улыбаюсь ему и глажу по лицу.
– Как-то не по себе стало. То ли блевать тянет, то ли…
– Закрой рот, Дуглас, – смеясь, пихаю его в плечо, и он улыбается. Резкие черты его лица становятся мягче и нежнее.
– Давай мой руки и приходи ужинать. Я тоже голоден, – подмигивая ему, направляюсь к бару за чёртовым виски. Но, может быть, выпить сегодня нужно, потому что это значимый день для нас обоих.
Глава 36– Я не понимаю, – говорю, шумно вздыхая.
– Что именно? – Дуглас откладывает распечатки дела, над которым сейчас работает, и поднимает взгляд на меня.
– Зачем для поступления на юридический целый блок вопросов об истории Мексики? – озадаченно отвечаю, проводя ладонью по его щеке, и опускаюсь ниже к груди. Там и оставляю руку.
Дуглас расположился головой на моих бёдрах, а я сижу на диване. Такой семейный, спокойный вечер. Да, это ни одному из нас не свойственно… точнее, ненормально. Мы слишком быстро перешли от ссор к идиллии, но я не против. Мне нравится то, что Дуглас просит ласки, и я даю ему её. Хотя нет, он ставит перед фактом. Но это мне тоже нравится.
– Америка считает Мексику не только своим соседом, но и чем-то вроде собственности. Ты что, в школе прогуливал историю? Вы же должны были изучать её.
– Да, мы изучали, но… какого чёрта это нужно сейчас? – Пожимаю плечами и цокаю языком.
– Нашёл над чем париться. Ты мне лучше скажи, на кой хрен этот мудак переписал свою недвижимость и перевёл все свои офшоры на жену перед тем, как его сдали и поймали? Да ещё и за две недели до этого передал ей контрольный пакет акций собственной фирмы, подставив этим самым и её, и позволив наложить арест на всё имущество. Мало того, он сделал попытку сбежать из страны с поддельными документами, подтвердив тем самым свою вину.
Поджимаю губы на вопрос Дугласа.
– Пути Господни неисповедимы, – выпаливаю я.
– Блять, ты мне ещё библию начни цитировать, – Дуглас кривится и немного двигается на моих коленях, укладываясь поудобнее.
– Не поминай имя Господа всуе, сын мой, – прыская от смеха, продолжаю.
– Тьяго, ты идиот.
Дуглас толкает меня в живот, а я смеюсь.
– Я даже молитвы знаю и ходил каждую неделю в церковь, так что теперь мне даже чеснок от тебя не нужен.
– Возвращайся к своей Мексике, а я – к своим мудакам.
Смеясь, подавляю зевок и пытаюсь сосредоточиться на экзаменационных вопросах и ответах на них.
– Скажи, а каково это – защищать виновных? То есть, ты же понимаешь, что они воры, преступники и убийцы. А ты их выпускаешь на волю. Не всех, но… всё же, сам факт, – интересуюсь я.
– А меня это не парит, Тьяго. Я выполняю свою работу и делаю это блестяще. Меня не волнует, кто он, кто имеет его, что он сделал, и насколько это бесчеловечно. Это работа и победа. Вот и всё.
– И у тебя не остаётся неприятного осадка на душе? Я был на твоём выступлении, проводимом для студентов, и мне было паршиво. Я чувствовал себя виноватым за то, что этого человека не сильно наказали, а ведь он ужасен.
– Тьяго, – Дуглас тяжело вздыхает и поднимается, разминая мышцы.
– Здесь нельзя иметь совесть. У меня её нет. Я не отличаюсь милосердием. Мне плевать, понимаешь? Мне насрать на то, кто они. Я…
– Не понимаю. Конечно, ты отлично работаешь. Ты можешь убедить людей в любой ереси, но… как так? То есть если ты убьёшь кого-то или я, к примеру, или Мартин, или Стеф, или ещё кто-то, кого ты знаешь достаточно давно, то тебе не будет гадко от осознания того, что этот человек забрал чужую жизнь, не имея на это права? – горько шепчу.
– Хм, ты никого не убьёшь, начнём с этого. Ты слишком добр. Ты даже Орландо давал сотню шансов и до последнего искал ему оправдания, Тьяго. Что касается меня… Я хоть и псих, неадекватный мудак и вспыльчивая задница, но у меня есть границы. Для спасения своей жизни в критических условиях я могу убить, но только при этом условии и никак иначе. Мартин спасает жизни, но порой он позволяет забирать их. У него на операционном столе погибло достаточно детей, и не в его силах было спасти их. Он судился с их родителями, убитыми горем, и был преступником в их глазах. Так он убийца?
