– Не знаю… я ничего не знаю. Сначала я даже думала, чтоон мной овладел, но этого не случилось. Моя подруга-соседка быстро отвела меняк врачу, и… словом, ничего не было. Я пыталась добыть у него негативы, но он ихмне не отдал. А потом мои соседки просто посоветовали мне обо всем забыть.Чтобы воспользоваться снимками, ему необходимо было письменное разрешение смоей подписью – это в том случае, если на фотографии легко можно меня узнать…Ну а если нельзя – тогда какая, в сущности, разница? Я очень хотела получитьнегативы, но у меня не вышло… Поначалу он даже прозрачно намекнул, что яподписала необходимые бумаги, а потом рассмеялся и сказал, что пошутил… Я былакак мертвая тогда, ну, от отравы… Когда я уходила от него, у меня в глазах былочерно… А потом он показал карточки руководителю агентства, и тот сталприставать ко мне. Говорил, что карточки необычайно волнующие, правда,упомянул, что на них я в длинной рубашке… вот я и подумала, что самого ужасноговсе же не произошло… Я ни разу не видела эти карточки… ни единой! И Маркусаникогда больше не встречала. Я ведь и подумать не могла, что стану женойполитика… и что мы будем так беззащитны…
…А теперь этот мерзавец делает что хочет. Фотографии былипросто ужасны. Это была самая настоящая порнография. На Грейс была лишь этадурацкая черная ленточка на шее – ленточка, которой она никогда и в глаза невидела… Внимательнее присмотревшись к снимку, Грейс увидела, что она выглядитпросто полусонной. Ей искренне казалось, что это заметно всем. Но для тех, ктозахотел бы увидеть мерзость и грязь, это было как раз то, что нужно… Грейсповерить не могла, что с ней поступили столь безжалостно. Маркус покончил с нейи с ее жизнью, и все это лишь с помощью какой-то жалкой фотокарточки… Онасидела молча, во все глаза глядя на Чарльза, и плечи ее беспомощно опустились,когда она увидела его лицо, искаженное болью… То, что она, защищаясь,застрелила отца, было ужасно, но как он это объяснит своим коллегам, детям?..
– Не знаю даже, что и сказать. Я не могу поверить, чтоты на такое способна. – Подбородок его предательски дрожал. Он не в силахбыл смотреть на жену, просто отвернулся и заплакал. Страшнее этих слез ничегонельзя было себе вообразить. Лучше бы он ударил ее, убил…
– Я не делала этого, Чарльз… – слабым голосом,заливаясь слезами, сказала она. Она уже понимала, что их браку пришел конец.Маркус сделал свое грязное дело… – Я была одурманена…
– Какой же ты была дурочкой… какой дурочкой… – Да Грейсэтого и не отрицала. – Но какой же он сукин сын, какой отъявленныйподонок!
Она кивнула молча, уже не в силах ничего сказать в своюзащиту. А минуту спустя Чарльз поднялся и, сжимая в руке журнал, медленно сталподниматься наверх, в спальню. Грейс не пошла следом за ним… У нее просто небыло сил подняться, но одно она уже знала твердо. В понедельник, после пикника,она уйдет. Она должна оставить их всех… Она не имеет права принуждать их всеэто выносить из-за нее…
Фотографию показали в вечернем выпуске новостей, иразгорелся новый скандал, да такой, что телевидение и радио просто с цеписорвались… Об этом кричали на каждом углу. Партнеры и помощники Чарльзаотчаянно пытались объяснить, что произошла ошибка, что девушка на фотографиипросто очень похожа на миссис Маккензи, но сама миссис Маккензи храниламолчание. А на следующий день показали интервью с Маркусом. Волосы его совсемпобелели, и вообще он выглядел довольно жалко, но со злобной ухмылкойподтвердил, что на фотографиях не кто иной, как Грейс Маккензи, урожденнаяАдамс, и что у него имеется письменное разрешение, которое он может предъявитьв качестве доказательства своей правоты. Он развернул бумагу, продемонстрировалее всем и объяснил, что она позировала ему в Чикаго восемнадцать лет назад.
– Это была горячая девчонка… – улыбаясь, сказал он. И,глядя на фотографии, в это легко было поверить.
– Она сильно нуждалась в деньгах в то время? –спросил журналист, пытаясь сделать вид, что ищет оправданий для ее «моральногопадения».
– Вовсе нет. Просто ей все это ужасно нравилось, –с той же улыбочкой ответил Маркус. – Знаете, некоторым женщинам этодоставляет наслаждение…
– А она дала вам разрешение на коммерческоеиспользование фотографий?
– Конечно! – Вопрос этот, казалось, глубокооскорбил его.
Потом снова возникла .фотография во весь экран и замелькалидругие сюжеты… Грейс смотрела на экран, не скрывая ненависти. Она никогда недавала ему никакого разрешения, никогда ничего не подписывала… Когда же днемпозвонил адвокат Голдсмит, она напрямик заявила, что не давала Маркусу Андерсуникакого разрешения.
– Поглядим, что можно сделать, Грейс. Но если ты все жепозировала, а тем паче дала ему разрешение, тогда мы бессильны…
– Я не давала ему никаких разрешений! Я ничего неподписывала!
– Может быть, он подделал бумаги. Я сделаю все, чтосмогу. Но колокол уже прозвонил, Грейс. Все видели фотографию. Ты уже ничего неисправишь… А если ты и впрямь позировала для него восемнадцать лет назад, тодолжна была бы знать, что рано или поздно все выйдет наружу. Призраки прошлогонеумолимы. – И вдруг адвокат обеспокоенным тоном спросил: – А есть другиефотографии? Ты помнишь, сколько кадров он отснял?
– Понятия не имею… – почти простонала она.
– Если журнал приобрел у него эти фотографии официальнои если он предъявил им разрешение, тогда все вполне законно и тут ни к чему непридерешься.
– Ну почему в безопасности все, кроме меня? Почему явсегда виновата во всем?
…Ее снова изнасиловали, снова избили! Она снова превратиласьв жертву. Это было ровно то же самое, что и каждодневные отцовскиеизмывательства. Вот только отец никогда больше не сделает этого с ней, затотеперь настал черед всех остальных. Она пошла по рукам! Это же несправедливо… Ивсе это лишь потому, что Чарльз стал видным политиком? Значит, это дает имправо методично уничтожать и ее, и всю их семью? Они прожили вместе шестнадцатьвосхитительных лет, и вдруг наступили страшные времена. И Грейс вновьспустилась в преисподнюю, вновь обречена была на муки… Перед этой ложью онабыла беззащитна. Правда ничего не значила. Все, что она сделали в жизни, все,что создала кропотливым трудом, – все в одночасье рухнуло…
А вечером она увидела копию официального разрешения – и несмогла отрицать, что под документом стояла ее подпись. Правда, буквы быликривоваты, и ясно было, что подпись сделана дрожащей рукой, но даже Грейспризнала, что это именно ее подпись… Она не могла в. это поверить. Значит, онвсе же заставил ее сделать это, когда она была почти без сознания…
День рождения Мэтта был испорчен. Родители всех его друзейлибо видели фотографию, либо уже слышали о ней. Все одаривали Грейс страннымивзглядами, или ей так казалось… Чарльз был тут же, встречая гостей, но совчерашнего вечера они и слова друг другу не сказали. Ночь он провел в гостиной,на диване. Ему необходимо было время, чтобы подумать, чтобы осознать, чтопроизошло…
