Без десяти девять дверь номера распахивается, и одна из манекенщиц, вся расфуфыренная, кричит мне, вытаращив глаза: «Это еще что? Внизу все уже потеряли терпение!»
– Я умираю, как и Луиза. Не рассчитывайте на нас. И уткнулась носом в подушку.
Ненадолго. Почти тут же меня разбудил телефон. И суровый директорский голос:
– Десять минут на сборы. Ни минуты больше. Жду вас в холле. Понимание пришло, как только я положила трубку. Через пять минут я уже накрасилась, через семь оделась, а через десять едва успела в сопровождении «палача» погрузиться во внушительный «бьюик» посла.
По слухам, послу, мужчине преклонных лет, было семьдесят три года. Он слыл оригиналом, чьего общества искали дамы всего Лиссабона, как молодые, так и старые. Он был любимцем высшего общества. А пока нам надо было явиться на этот подневольный обед и надеяться, что мы не заснем, уронив голову в суп.
Я была в черном: бархатном платье с большим воротником в блестках, бархатном рединготе и с муфтой из голубого песца, которую взяла с собой впервые. И с трудом напялила на себя лицо Фредди, ее только что извлекли из постели, когда хозяин резиденции встречал нас наверху большой лестницы.
– Это вы? – спросил он меня, показывая одну из фотографий, сделанных утром на аэродроме. – Я вас обожаю!
Он испытывал явное удовольствие. Глаза его сверкали, и я поймала себя на том, что внимательно рассматриваю его. Корона из волос и короткая белоснежная бородка придавали его лицу какое-то редкостное благородство. Высокий, элегантный, как нам и описывали, очень обаятельный. Посол тут же взял меня за руку, чтобы представить присутствующим, и, к моему большому удивлению, усадил справа от себя на стул в центре стола, накрытого на тридцать персон, во главе которого восседала мадам Гульбенкян, жена знаменитого «нефтяного короля»[303], сидевшего напротив нее. Волшебная сказка имела продолжение и довольно долго не кончалась.
С невероятным тактом этот галантный мужчина сделал мое пребывание в Лиссабоне идеальным и предлагал при каждом нашем выходе сопровождение одной из его многочисленных приятельниц. Он засыпал меня цветами, дарил лучший шоколад. Над моим флиртом беззлобно подшучивали, поскольку всем было приятно пользоваться машиной с водителем, которую посол постоянно предоставлял в наше распоряжение, как и его широкими жестами. В Казино «Эшторил» он предложил каждой манекенщице из нашей группы сумму, эквивалентную 10 000 франков, дав возможность поиграть в рулетку. Благодаря ему я хорошо узнала Лиссабон, тогда еще пропитанный духом Востока, с его светлыми домами, украшенными радужной мозаикой и крышами-пагодами, на их фоне вдали по океану скользили яркие паруса. Лиссабон – богатейший и нищенский город. Лиссабон крикливых и многоцветных рынков и фадо[304], песен отчаяния, которые внезапно вырывались из глубины какого-нибудь бистро вместе с одуряющими запахами и продолжались до глубокой ночи под переборы гитары, пока у всего зала не возникало желания броситься в реку Тежу. Однажды обходительный посол организовал для нас обед в своем загородном доме в окрестностях Синтры[305]. Древнее поместье, сложенное из серых и розовых камней, ворота которого открывались во внутренний дворик. Все утопало в цветах, везде росли пальмы. Здание было как бы венцом холма со склонами, покрытыми лимонными деревьями, буквально стекавшими к морю.
Этот обед стал одним из самых чудесных моментов нашего пребывания. Вокруг была местная мебель, окрашенная в яркие цвета, любое слово или движение только поднимало всеобщее хорошее настроение. Нам предложили американо-португальское меню, где с курицей в томате и сладком перце, плавающих в обжигающем соусе, соседствовала тушенка, к которой полагался целый набор соусов «Хейнц» в бутылочках с этикетками.
Я еще никогда не видела нашего хозяина столь молодым. Утром он встретил нас в твидовом костюме и серо-голубом плаще. Светло-серая широкополая шляпа, небрежно сидевшая на голове, превращала его в утонченного младшего брата Буффало Билла[306].
Все лицо смеялось: правильные черты, синие глаза, идеальные зубы. Несомненно, меня поймут, если признаюсь, что незаметно прониклась к этому мужчине, одновременно скромному и щедрому, чей стиль сердечной вежливости происходил не только от умения держать себя. Луиза, всегда сопровождавшая меня в наших совместных выходах, была покорена, как и я, удивительными достоинствами «месье», пять минут разговора заставляли забыть о его возрасте.
Накануне нашего отъезда он предложил нам обеим по красивой зажигалке, а мне подарил роскошный браслет, попросив дать обещание вернуться через месяц. Я обещала, разделяя вместе с ним печаль от расставания. Я сдержала слово и приехала через месяц, в течение которого он регулярно, каждые двое суток, звонил мне в Париж. Я вернулась и возвращалась несколько раз, каждый раз продлевая пребывание, и каждый раз хозяин старался превратить эти дни в нечто райское, буквально запрещая мне тратить даже сантим из моих денег. Он снял для меня апартаменты в отеле «Эвис», где останавливались коронованные особы. Предоставил мне машину с водителем. И каждое утро придумывал новую прогулку с португальскими друзьями или молодежью, чья радость жизни била через край.
Я пила чай в шикарном квартале Хиадо, позволяла торговцу обувью соблазнять меня и покупала по пятнадцать пар, выходные дни проводила в Синтре, Сетубале, Пенише, где кормят чудесными омарами. Думаю, я никогда не была столь счастлива и раскована в своей жизни, как в эти моменты.
Эта немного странная и очень приятная ситуация продолжалась до того дня, когда мой поклонник завел серьезный разговор, т. к. должен был возвращаться в Нью-Йорк и желал, чтобы я приехала к нему. Он честно признался, что не может на мне сразу жениться из-за разницы в возрасте и своих детей, сына и дочери, состоявших в браке. Он хотел вначале посоветоваться с ними, и мы договорились о телеграфном коде, сообщавшем об их согласии или сдержанном отношении. Веря в будущее, посол спросил меня, какое меховое манто мне хотелось бы надеть, чтобы войти в нью-йоркское общество.
