«С десяти слов он мог поставить допрашиваемого в противоречие с самим собою, загоняя его совершенно, и у сбитого с толку добивался наконец правдивого рассказа», – писал знаменитый русский сыщик девятнадцатого века, начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин о своём коллеге. А если вы фильм «Статский советник» видели, не могли не обратить внимания на поразительный контраст, как один следователь орёт, все кулаки о зубы преступника разбил, а толку – ноль. Другой без крика и мордобоя, почти шёпотом поговорил и добился результата, переманил несгибаемого революционера на свою сторону и даже завербовал. Сила слова, одним словом.
Теперь такие таланты не востребованы, проще на собеседника наорать и заставить сказать то, чего он и говорить не собирался. Проще самому на свои же вопросы дать ответы от имени того человека, у которого берёшь интервью. Так знаменитые суды-тройки делали. Всё больше телеведущих и журналистов в их стиле работает. Участница ток-шоу рта не успела открыть, чтобы рассказать о забывчивом соседе, по вине которого уже третий раз за год ремонт делает, а ведущий уже констатирует: «Вы случайно не влюблены в своего соседа? Иначе, зачем к нему придираетесь по пустякам? Нет, вот у меня такое впечатление складывается, что вы к нему явно неравнодушны». Он это говорит практически всем в каждой программе, ему всё время так кажется, студия аплодирует, участник передачи, которого ведущий «припёр к стенке» – в шоке. Оправдываться бесполезно: громогласного ведущего не перекричишь. Иные из них теперь так орут, словно единственно за этот «талант» и взяли на работу. «Разоблачённый» гость студии уже в жизнь не отмоется, не отмажется от инкриминированного ему «преступления». Вот как нынче добывается истина.
Но нам повезло, что мы видели таких ведущих, как Листьев и Отт. И одновременно в этом заключается наше несчастье. Мы их принимаем за образец, а сегодняшние их «коллеги» до такого образца сильно не дотягивают или уходят совсем в другую сторону. Тяжело после таких фигур наблюдать то, что им пришло на смену. Какие-то переростки со смутным намёком на образование, в шортиках и майках, которые раньше мужчины носили в качестве нижнего белья, наговорят с эстрады кучу скабрезностей и заявят ошеломлённому зрителю: «А чё вы хотели, в натуре? У нас же реально развлекательная, блин, передача! А если вам не смешно, то вы лохи полные!». А лохом, как известно, прослыть никто не хочет, поэтому приходится зрителю изображать радость от увиденного и услышанного, лишь бы казаться современным, смелым и свободным. Но казаться и быть – разные вещи.
И вот уже известный политик с двумя высшими образованиями в состоянии сильного подпития зачем-то матерится перед камерой в адрес американского президента. А знаменитый певец, который до этого нежно пел только о любви к прекрасному полу, «поливает» отборным матом оробевшую журналисточку в розовой майке. Его адвокаты заявляют: «А чё такова-то? Эти слова теперь есть в словаре, так что никакого криминала в действиях нашего клиента нет». Лёд тронулся. Или в наших головах что-то тронулось?
Книги, фильмы и передачи пропагандируют похабщину и каждый раз оправдываются: народ этого хочет. Теперь, мол, другие требования к языку, через каждое слово надо вставлять три матерных, чтобы быть понятым. Принято считать, что публике это должно нравиться. Точнее, современный зритель-слушатель-читатель обязан это любить, чтобы прослыть продвинутым. Никто не принимает во внимание, что от такого материала первые две минуты человек пребывает в шоке, ещё пять минут безуспешно пытается вникнуть в смысл, но не найдя оного через десять минут покинет зал, выключит радио, отбросит книжку. Нет! Принято считать, что он будет «тащиться» и «ловить кайф». А кто это наблюдал и замерял? Кто установил это «принято считать» нормой? Народ в нашей стране отродясь не спрашивают, чего он там хочет: апчхи на все его желания! Но что ни покажут, что ни опубликуют, а всё с припиской: народ этого ждал и жаждал.
– Не хочу я, не желаю! – кричит склоняемый на все лады народ, вынужденный вместо искусства наблюдать чернуху с порнухой, а вместо человеческой речи слушать мат-перемат и блат.
Но чернуха с порнухой никуда не собираются исчезать, а негодуют: «Вы же САМИ этого хотели!». Мат льётся из уст тех, кто по статусу обязан нести культуру в массы, и находится верное оправдание, как козырь: «Народ сам такой свободы слова хотел! Народу должна нравиться его народная речь». В криминалистике есть такое явление, когда преступник совершает что-то против людей, а потом объясняет, что люди сами этого хотели, сами его на преступление спровоцировали: им же это нравится! Должно нравиться!
Самое простое – выдавать свою невоспитанность за фольклор, а потом надуть губки и сказать ни много, ни мало, что публика не дозрела, чтобы достойно оценить артистов такого уровня. Самооценка нынче у всех на три порядка выше способностей. Они не понимают, что нельзя откровенно хамить со сцены, с экрана, прикрываясь тем, что народ, якобы «этого сам хочет». Актёр Леонид Броневой в интервью сказал: «Если ты не умеешь самовыражаться без нецензурных слов, лучше вообще ничего не делай, потому что после мата идёт драка, а после драки – убийство».
Разве это нормально, что мат открывает двери, мат признаётся в любви, мат пытается выражать всю «богатую» палитру человеческих чувств и переживаний? Даже в зале Эрмитажа можно услышать от хрупкой девочки с клеймом вполне приличного семейства: «Оху…ть, как пи…то! Вот нам бы такую хазу под сауну». Не делайте таким замечание – вам это может стоить жизни. Да и не поймут они ничего. В лучшем случае вам с достоинством оскорблённого зека ответят: «Да я, мля, в самом Харфорде с Осквардом училась, науй, сявка шнявая!». Их нельзя назвать невеждами, неучами. Отнюдь, в их карманах вы найдёте дипломы лучших университетов мира. Высшее-то образование сейчас у всех есть, но нет начального, низшего, если можно так сказать. Низшее хоть и звучит неблагозвучно, но важно, как невзрачный на вид фундамент роскошного особняка. А без фундамента, без этого «нулевого этажа» можно долго «учиться, учиться и ещё раз учиться», но… так ничему и не научиться. Этим фундаментом для речи часто служит общение в семье. Есть семьи, где в традициях одёргивать друг друга на каждом слове, особенно детей: «Ты, сопляк, пасть захлопни, когда старшие говорят!». Где-то жена трещит без умолку под монотонные «угу» главы семьи. Где-то глава семьи не умолкает, а жена и дети сидят с кислыми выражениями лиц «чтоб тебе». Где-то разговоры не развиваются дальше того, что «Катька-стерва опять нового хахеля себе завела, а Васька-пьянь с соседнего подъезду опять машину разбил». Есть семьи, где ведутся разговоры только о литературе и искусстве даже если все стены в тараканах, а есть ячейки общества, чьи интересы никогда не выходят за рамки житейских забот даже в случае глобальных потрясений. Из таких разных семей выходят очень разные собеседники.
Каков фундамент, таково и здание. С криво или спешно заложенным фундаментом любое строение покосится и развалится. Поэтому и похожи иные обладатели высшего образования на какие-то «графские развалины». Есть ещё такое явление в теперешней жизни, как «вундеркинды поневоле». Тщеславие иных не очень хорошо образованных родителей приводит порой к тому, что прямо с рождения детей они начинают осуществлять активную политику по созданию образа самого умного и продвинутого ребёнка на свете. Словно новый бренд какой продвигают. Такие родители сами находятся под давлением себе подобных, от которых они только и слышат: «А мой Кирилл уже знает английский алфавит», «А наша Катя уже читает длинные слова». Просто водить ребёнка в садик и играть с ним в обычные «не развивающие» игры теперь не модно и даже преступно. И вот просто-родители начинают чувствовать себя ущербными: «Мы всё делаем не так!». Просто-родители решают стать прогрессивными родителями, чья прогрессивность заключается в том, чтобы запихнуть дитя хоть куда, лишь бы он… под ногами не вертелся. Не мешал самим взрослым гармонично и разносторонне развиваться.
