Герлоф задумался.
– А скажи, Ульф… твой сын Эйнар тоже был здесь, когда Арон приезжал?
– А как же… Они у меня здесь сидели… шушукались все время, откуда мне знать о чем.
– О семействе Клосс?
– Обо всем, наверное… Эйнар терпеть не мог Клоссов. Они покупали у него рыбу дичь и торговались за каждую крону.
Герлоф собрался с мыслями. Возможно, все здесь и началось – в этой комнате со спертым, нездоровым воздухом. Здесь и состоялась встреча возвращенца-мстителя и торговца оружием. У них нашелся общий враг – семья Клосс.
– Значит, у Эйнара с Ароном были какие-то дела?
– Откуда мне знать. Возможно. Они со мной не делились.
Герлофа уже не держали ноги, а сесть на постель не позволяла вежливость. Он поблагодарил за беседу и вышел.
По пути остановился перед дверью в бывшую комнату Греты Фред. Надо бы дать отдохнуть ногам, но его охватил азарт.
Он постучал. Никто не ответил. У него уже вошло в привычку вламываться в чужие комнаты, поэтому он открыл дверь и вошел.
Старушка, вселившаяся сюда после смерти Греты, Бленда Петтерссон, в ужасе уставилась на незваного гостя.
– Добрый день. – Герлоф улыбнулся и покрутил в воздухе растопыренной пятерней, чтобы показать, насколько он неопасен, и осмотрелся.
Значит, здесь жила сестра Арона Грета Фред… Здесь она и умерла. Упала в ванной.
И дверь в ванную она запирала. Это подтвердили и медсестра, и Ульф, так что никто не мог ее толкнуть.
Он уже хотел уходить, как взгляд его упал на коврик в прихожей. Точно такой же, как и везде, пластмассовый коврик с надписью «Лобро пожаловать».
И вдруг его осенило. Он понял, как все произошло.
Вероника Клосс. Обаятельная, скромная и человечная Вероника Клосс, тратившая свое драгоценное время на лекции, чтение вслух и беседы с обитателями дома престарелых.
Правда, после смерти Греты благотворительная деятельность прекратилась. Как обрезало, сказал Ульф.
Он вышел в коридор и крикнул:
– Алло! Есть здесь кто-нибудь? Кто-нибудь из персонала?
Как из-под земли, появилась молодая женщина. Тоже заместительница, правда, не та, с кем он разговаривал в тот раз. Но похожа, в таком же красном халате.
– Что случилось?
– Эта комната… – Герлоф показал палкой. – Эта комната должна быть немедленно опечатана. И вызовите полицию.
Она уставилась на него как на сумасшедшего:
– Зачем? Почему?
Герлоф постарался вложить в объяснение всю доступную ему убедительность:
– А потому, что это место преступления. В этой комнате была убита Грета Фред.
Юнас
В субботу над виллой Клоссов небо было серым и скучным. Солнце с трудом пробивалось сквозь мутное, душное марево. На горизонте, над континентом, громоздились сизые облака. И ни ветерка. Вода в проливе, гладкая, как зеркало, отливала опасным ртутным блеском. Все предвещало шторм.
Юнас весь день не выпускал кисть из рук: олифил веранду тети Вероники. И в четверть восьмого была проолифлена последняя доска. В банке с китайским маслом осталось совсем чуть-чуть.
Тетя ему уже заплатила: вручила конверт, который он тут же спрятал под подушку где уже лежали деньги дяди Кента. Он теперь богатый человек.
Юнас посмотрел на небо – на месте солнца было белое пятно, очень яркое, но смотреть можно. Аккуратно собрал кисти, положил шлифовальную машинку в коробку и отнес в кладовку. Долго же ему теперь не захочется не только брать в руки, а даже смотреть на кисть и шкурку. Ла и красивая, сияющая живой желтизной веранда уже не радовала. Ладно. Заработал он на этом деле прилично, а завтра тетя Вероника обещала отвезти их с отцом на станцию после ланча.
Мате уже уехал – утром дошел до шоссе и сел на автобус в Кальмар.
Юнас поехал на велосипеде к Лавидссонам, попрощаться. Кристофер и его родители были на месте, а Герлофа он не застал – сказали, что тот теперь живет в доме престарелых.
Возвращался он уже на закате, и даже себе самому не мог объяснить, почему так огорчился, что не удалось попрощаться с Герлофом.
Скоро лету конец. Но в домике по-прежнему душно, и Юнас оставил дверь открытой – впустить ночной воздух, хотя он и не намного прохладнее. Посмотрел последний раз на часы – почти десять.
В саду было темнее, чем обычно, – кто-то погасил фонари у бассейна и на входе. Но сигнализация включена – тут и там подмигивают зеленые неяркие диоды.
Он забрался в постель и прислушался к не прекращающемуся ни на секунду стрекоту сверчков, похожему на многократно усиленный звук закончившейся виниловой пластинки. Нельзя сказать, что ему будет не хватать этого стрекота, но в волнообразном звонком шорохе было что-то успокаивающее, даже убаюкивающее.
И вдруг сверчки затихли. Ненадолго – тут же заскрипели опять, будто кто-то поднял адаптер на проигрывателе и опять опустил.
Как будто их что-то испугало – замолкли, решили, что никакой опасности нет, и возобновили свою ночную работу. Может, прошел какой-то зверь. Косуля. Или даже лось – они иногда забредают в поселок. А может, кто-то из взрослых.
Он лежал на спине. К ночи немного прояснилось. В окно светила круглая мутная луна. Она повисла над берегом, казалось, до нее можно дотянуться. Может, на сверчков тоже действует полнолуние. Может, они, как и люди, ощущают смутную, томительную и чем-то приятную тоску.
Интересно, почему в домике жарко, а простыни всегда прохладные?
Снаружи послышались голоса – кто-то тихо разговаривал. Юнасу показалось, что он различил голос отца – тот вернулся с вечерней смены в ресторане. Наверное, пожелал Урбану и Касперу спокойной ночи – те жили в соседних домиках, каждый в своем.
Дядю Кента он за весь день не видел ни разу, но это, может, и к лучшему.
Он закрыл глаза.
Опять все затихло. Потом послышались шаги и приглушенные удары – один, потом другой. Двоюродные братья разошлись по своим хижинам и захлопнули двери.
В комнате почему-то стало темней. Или ему только показалось – он медленно скользил в сон, в сгущающийся мрак летней ночи, крадущийся из-под двери в хижину. Он так устал за день, что ему было совсем не страшно. Темнота. Ничего опасного. Не какой-то там призрак, прячущийся в фальшивом могильнике.
Наоборот – ангел-хранитель.
Ангел стоял у его постели, высокий, неподвижный. Он положил руку ему на лоб и сказал высоким мелодичным голосом:
– Все спокойно. Спи.
Белая рука ангела лежала на лбу, а Юнас погружался все глубже в морскую пучину. Краешком сознания он понимал, что делает что-то не так, что это опасно – нырять так глубоко, но прекратить погружение было не в его силах.
