Корпус судна дрожал. Мы скользили вперед и правым бортом едва не задели навигационный знак с красным фонарем. На фоне неба вырисовывалась статуя, похожая на силосную башню. Вдали виднелись песчаные берега в зеленоватой дымке. Через несколько минут небо очистилось. Горизонт превратился в молочную полосу. Покрытый лесом мыс с левого борта напоминал щеку великана с двухдневной щетиной. Он лежал, окунув голову в море, ноги были вытянуты на берегу, а посередине покоилось его большое немецкое пивное брюхо.
В 18.10 я хотела посмотреть, как мы будем проходить под мостом через Большой Бельт. Вместо этого я сидела в ресторане a-la-carte, и мне была видна лишь маленькая частица моря.
В 18.20 мост все-таки возник впереди. Самый большой мост в Европе, восемнадцать километров в длину, между Зеландией и Фюном. Я возвращалась и тосковала по всем мостам, которых уже никогда не увижу.
А вечером какая-то женщина с волосами, как у Аннунген, и с невероятно большим задом, танцевала свинг с шофером трейлера. Они явно не были знакомы, но он обратил на нее внимание и одобрил ее. Шофер обладал замечательной способностью к маневрированию: «You are so wonderfull tonight»[36]. На музыкантах были клетчатые, как у арлекина, рубашки, волосы у них были длинные, такие носили в семидесятых годах. Когда пронзительный женский голос объявил, что шоу начнется сейчас и продлится двадцать минут, женщине и шоферу пришлось оторваться друг от друга. Но она не отказалась, когда он пригласил ее к своему столу выпить по рюмочке.
Я встала, взяла в каюте куртку и вышла на палубу.
Там по набережной Сиджеса прогуливалась Фрида. Она только что побывала в баре отеля «Террамар». Сорок пять минут в одну сторону. Мы часто ходили туда. В расстегнутых куртках, с разлохмаченными ветром волосами. Она прошла мимо дорожки для роликовых коньков, по которой на роликах катило какое-то семейство. И мимо пожилых супругов с пузатой собачонкой, всегда испражнявшейся на клумбе возле каменной скамьи. Ее исторгаемые в форме бумеранга экскременты мгновенно расплющивались, превращаясь в расплывчатый паштет, который никто и не пытался убирать. Рядом со вчерашними и позавчерашними. Старики были куда более усохшими. И покрывшаяся коркой поверхность экскрементов оптимистично напоминала о том, что рано или поздно все обратится в землю. Потом Фрида прошла мимо молодого человека, который спустил свою большую собаку на лестницу, ведущую к пляжу, хотя там повсюду красовались объявления, гласившие «Gosso No»[37]. Она прошла мимо пляжей де ла Террамар, де ла Барра, де ла Рьера Ксика. И дошла до самого де ла Рибера, где старенький сторож составил лежаки в четыре высоченных штабеля и обмотал их толстой цепью. В тот день его бизнес был не особенно успешен. Погода была не на его стороне. Фрида миновала парк, где ночью жили кошки. На минуту остановилась у стены, отгораживающей пляж, край которой был выложен волнообразной золотистой черепицей. Внизу у воды ходили несколько человек, ветер пытался содрать с них одежду. Трое рыболовов неподвижно стояли на каменном молу, потом они как-то странно задвигались, и это означало, что они собираются уходить. Маленький мальчик, которому давно пора было спать, сидел один внизу у стены и копал песок красным совком. Полоска пены катилась от темного горизонта. Через мгновение она тучей брызг обрушилась на рыболовов. Фрида поднялась по лестнице на площадь перед церковью «На Молу», там скалы были выше. В этот вечер волны особенно жадно лизали гроты. Вода и воздух дробились и с силой влетали внутрь. Может быть, она думала, что я сейчас нахожусь в открытом море. Единственном месте, где тело может плыть свободно. Или спокойно опуститься на дно. Кто из нас, Фрида или я, вспомнил tableau с девочкой, которая хотела броситься с маяка? И, прежде чем я поняла, как это получилось, Фрида уже перелезла через край. Теперь она стояла, повернувшись лицом к ветру и раскинув руки, словно большая птица в полете.
Далеко на горизонте встретились два грузовых судна, они были похожи на сороконожек, лежавших на спине, их мачты, как ноги, смотрели в небо. Казалось, что они сейчас столкнуться. Но вот их черные корпуса образовали единую линию, и один как будто пожрал другого. Они медленно слились воедино. Потом в какой-то точке суда снова стали двумя разными телами, уходящими друг от друга в противоположном направлении. Точно их фарватеры никогда не совпадали друг с другом.
В 8.40 третьего мая мы вошли в Дрёбакский пролив. С левого борта у нас была крепость Оскарсборг, легкий морской туман пропускал на землю солнечные лучи. Одинокий рыбак с лодки ловил на блесну рыбу. На моей родине еще можно было увидеть идиллию. Утреннее затишье, вялость, серебристо-серое море с зелеными мелями у берега. Навигационные знаки, как красные и зеленые спицы, непонятным образом воткнутые в дно. И чайки. Они носились по небу, как по перевернутому водному зеркалу. Дома на берегу были окружены холмами, заросшими соснами. Желтый дом на ярко-зеленой лужайке обсыхал после утреннего купания. Потом фонарь перенесли на правый борт. Я стояла одна возле спасательной шлюпки на слабом ветру.
— Если бы пришлось выбирать, что бы ты выбрала, действительность или мечту? — спросила я.
— Действительность! — сказала Аннунген.
— Мечту! — твердо сказала Фрида.
— Что страшнее потерять, себя или мечту?
— Себя, — решила Аннунген.
— Мечту, — еле слышно проговорила Фрида.
— Вот оно! Место, где утонул Франк! — сказала я, свесившись через поручень.
Прокатилась белая, идущая косо волна от давно встреченного нами судна. Потом поверхность воды разгладилась, словно ничего и не было.
Большое спасибо бесстрашному
шоферу
вдохновителю
критику
и провокатору
сделавшему возможным это путешествие.
