Когда я прибыл в БТГр, то положение с боевой подготовкой было такое: неуч учил неуча. Когда я сам начал проводить занятия по боевой подготовке, то выяснилось, что офицеры, которые были в БТГр на тот момент, если не полные нули, то близко к ним. Многие не могли уложиться в нормативы по разборке автомата, пулемета, обслуживанию БМП. Даже ротные были двухгодичники! Доходило до того, что солдаты выгоняли своего командира взвода из палатки. Отправлял его из БТГр, вместо него назначил сержанта зам. комвзвода. И такое бывало. Постепенно офицеров, кто не смог управлять своими подразделениями, заменили, им на смену пришли более-менее.
Месяц вели занятия по боевой подготовке, и все встало на свои места. И машины все стали двигаться, хотя изношены были сильно.
Моральное состояние личного состава было нормальным. Да, жизнь без нарушений дисциплины не бывает. Сначала некоторые бойцы пытались употреблять спиртные напитки, тогда пришлось создать гауптвахту. Представитель Прокуратуры Северо-Кавказского округа написал на меня жалобу, что я нарушаю права военнослужащих – провинившихся закрываю в металлический контейнер. Когда я привел к нему пятерых солдат во всей амуниции, употребивших спиртные напитки, он написал опровержение на свою жалобу. Гауптвахта была обнесена двумя рядами колючей проволоки, охранялась часовым. Единственное неудобство для провинившихся, что контейнер металлический, летом там душно. Люди быстро все это усвоили, и случаев сильных выпивок не было. Случалось, что попадались в нетрезвом виде товарищи прапорщики, но я их к солдатам в контейнер не сажал.
В марте 2001-го отменили «боевые», ввели «президентские», которые составляли не более 20 дней в месяц, в зависимости от задач. Люди с этим смирились быстро.
Зона ответственности нашей БТГр доходила по фронту до 40 километров, от Гойского до Бамута. Основная ее часть – Урус-Мартановский район в направлении селений Танги-Чу и Рошни-Чу. Соседом справа стояла БТГр 506-го полка СКВО. Полное взаимодействие у нас было и с другим соседом – 100-й ДОН и военной комендатурой Урус-Мартана, которой командовал генерал-майор Гейдар Гаджиев, дагестанец.
Ежемесячно командование группировки утверждало нам план проведения оперативной работы, задачи по зачистке местности, выявлению схронов, профилактические и разведывательные мероприятия. Кроме того, получали от командующего и неплановые задачи, по блокированию и зачистке населенных пунктов. При этом мы в основном блокировали селения, а их зачистку проводили подразделения внутренних войск.
Наша БТГр стояла в базовом лагере. Сначала на блокпостах стояли две роты, затем по согласованию с командующим генерал-майором Вербицким на блокпостах осталась одна рота. Каждая рота на блокпостах стояла по месяцу, остальные две в это время ходили на обеспечение колонн, занимались боевой подготовкой. Артиллерия нашей БТГр работала только по согласованию с командующим группировки. Обычно в неделю раз-два, но иногда и каждую ночь, по обстановке. Если выявляли в горах группы боевиков – наносили туда удар артиллерией. А так имел право открыть огонь только в случае внезапного нападения на нас или если была такая опасность.
Попытки бандгрупп просочиться через нашу зону ответственности были редко. При выполнении боевых задач Чучковским спецназом я их обеспечивал арткорректировщиком – поддержать огнем или осветить местность. Это уже было без согласования с группировкой.
Сопровождали колонны Центроподвоза – постоянно шла доставка продуктов, топлива, боеприпасов. Каждое утро – инженерная разведка маршрута, случалось снимать и мины на дорогах.
Оставалась и задача контроля за соблюдением комендантского часа, с 22 часов и до утра. Все передвижение по дорогам в это время было запрещено.
В целом в Чечне это был относительно спокойный период. В начале весны противник еще вел стрельбу из зарослей на полях – они не обрабатывались. По моему предложению командующий группировкой разрешил вспахивать поля и засеивать их, чтобы люди возвращались к мирной жизни. По согласованию с главой администрации Урус-Мартановского района разминировали поля, эту работу выполнил штатный инженерно-саперный взвод. Жители вспахали поля, засеяли их пшеницей, после этого снайпера перестали работать.
Взаимоотношения со всеми главами селений у меня были хорошие. Чеченцы любят силу и справедливость, поэтому у меня с ними конфликтов не возникало. Сначала главы селений мне говорили: «Мы с вами где-то встречались…» Я это отрицал, хотя в первую кампанию эти населенные пункты проходил раза два или три, командуя отдельным мотострелковым батальоном. Оказывали друг другу поддержку во всем. Местные жители брали воду из скважины перед Танги-Чу, БТГр обеспечивало ее электричеством от электрогенератора.
«Четыре тела лежат, простынями накрыты…»
Андрей Козин:
– Август-сентябрь 2001 года… В селение Гехи вошла банда, убили председателя сельсовета и человек десять сотрудников милиции.
Полк подняли по тревоге и отправили на блокировку селения, а подразделения ДОН-100 – на его зачистку. Операция благополучно завершилась. Наше отделение отличилось: поймали «чеха», он пытался из селения свалить. Потом к нам пришел замполит и похвалил: этот «чех» оказался боевиком из банды.
Как шла инженерная разведка дорог… 5.00 утра – инструктаж. Пошли. Впереди саперная машина с установкой радиопомех, за ней саперы, за саперами – взвод пехоты на трех «бэхах». Маршрут: от позиций ДОН-100 на окраине Урус-Мартана, через весь городок до противоположной окраины («пятая точка»), дорога на Алхан-Юрт. Идем… Прошли в Урус-Мартане «третью точку» – рынок. Команда: «Стоп, колонна!» Какой-то кипиш впереди. Рассредоточились, заняли позиции. Вся улица забита народом, чеченцы мирные, человек двести.
Я пошел узнать, в чем дело. Смотрю – четыре тела лежат, простынями накрыты. Люди вокруг плачут. Как потом выяснилось, жила мать с четырьмя сыновьями, пришли боевики, потребовали, чтобы кто-нибудь из братьев в горы шел. Дали неделю сроку. Никто не пошел. Бандиты пришли ночью и всех четверых братьев убили.
Не очень-то там простые люди войны хотели…
Наша батальонная тактическая группа со временем становилась все меньше: дембеля улетают домой, а пополнения нет. На момент моего убытия от пехоты осталось две неполных роты – первая и третья.
Как раз в конце августа обстановка резко изменилась в худшую сторону. Боевики стали чаще минировать дороги. Один раз при разминировании подорвались саперы – двое тяжелых «трехсотых», один легкий. Потом в один день сбили «Ми-8», он улетел из 245-го на Грозный. В вертолете была комиссия по тылу Генерального штаба. И в Аргунском ущелье сбили «Ми-26» «корову» с дембелями внутренних войск.
Полеты вертолетов запретили примерно на месяц, только «крокодилы» «Ми-24» летали на поддержку с воздуха.
Весна-лето 2001 г. в Чечне было относительно спокойным. Но все равно случались трагедии. Рядом с нами стояли подразделения ДОН-100. Там солдаты были в основном срочники, ну, естественно, как результат – дедовщина. Один боец свалил – деды достали, наверное. У них на позициях суета, все его ищут. Прибегали и к нам на позиции. А боец тот тем временем увел у чеченцев в Урус-Мартане коня и ускакал на нем. Так его и нашли через два дня на коне, только уже без головы… Снимал его тело с коня Женя-«вэвэвшник»…