Мерам по предотвращению бегства вперед соответствовали меры по предотвращению бегства назад. Немыслимая в армиях других государств система слежки и контроля со стороны политического аппарата посредством скрытно функционировавшей организации особых отделов НКВД и их агентов, при помощи террористической деятельности заградительных отрядов, военных трибуналов, а также посредством мер, объявленных в сталинских приказах № 270 и 227, не должна была больше оставить красноармейцам никакого выхода. Это, как и массовые расстрелы солдат, членов командного состава, включая многих генералов вплоть до командующего фронтом, обеспечило то, что вплоть до наших дней превозносится в истории «Великой Отечественной войны» как «массовый героизм» и «советский патриотизм». Русские солдаты вообще отличаются храбростью, презрением к смерти. Однако подлинный героизм нельзя вызвать террором. И человеческие потери красноармейцев, которых обычно гнали под вражеский огонь как скот, были громадны и уже в советско-финской зимней войне 1939-40 гг., как минимум, впятеро превысили финские потери. «Нельзя жалеть человеческих жизней» — таков был сталинский девиз, на котором зиждилось советское ведение войны и в отношении собственных солдат и гражданских лиц.
При исследовании Сталинской истребительной войны оказалось необходимым — сколь бы щекотливой ни была вся эта тематика — кратко сравнить массовые убийства, совершавшиеся сталинским режимом, упрощенно говоря, по мотивам классовой борьбы и гитлеровским режимом — по мотивам расовой борьбы. Ведь эти политически и идеологически обусловленные злодеяния, подобных которым нет в мировой истории, были и частью пропагандистской войны, которая, наряду с войной оружием, велась между Советским Союзом и Германией. Правда, чтобы установить адекватный масштаб, следует напомнить о том, что прежде чем команды убийц рейхсфюрера СС вообще смогли вступить в дело, советской властью, по согласующимся оценкам, уже были лишены своей жизни не менее 40 миллионов человек. Ведь Колыма с тремя миллионами погибших, лишь один из центров системы ГУЛага, опережала во времени Аушвиц. Уже непосредственно после начала германско-советской войны по приказу Сталина развернулись расстрелы подлинных или предполагаемых политических противников во всех частях страны — в Восточной Польше, прибалтийских странах, Белоруссии, на Украине, а также собственно в России и, наконец, на Кавказе. Но за НКВД следовали по пятам оперативные группы охранной полиции и СД, которые — во Львове еще в качестве так называемого возмездия за совершённую перед этим советскую резню — принялись расстреливать абсолютно неповинное в этом еврейское население и проложили кровавый след через всю страну. Еще в Первую мировую войну австрийцы и немцы, оккупационные силы Главнокомандующего на Востоке, как подчеркивает и Хуго фон Гофмансталь, соблюдали справедливость в отношении всех, включая еврейское население, вполне дружелюбно относившееся к немцам. А то, что происходило на оккупированных восточных территориях теперь, просто немыслимое при старом режиме, было уже проявлением новой варварской эпохи. Во всяком случае, к немецким традициям такие действия уже не имели отношения. Они и осуществлялись без ведома, а тем более согласия немцев.
Ряд мест убийства приобрели в германско-советской пропагандистской войне особое значение. Львов, Киев, Харьков символизируют, хотя и в различной пропорции, злодеяния обеих воюющих сторон. Катынь и Винница принадлежат к сфере ответственности Берии, Майданек и Аушвиц — Гиммлера. Их заказчиками были соответственно Сталин и Гитлер. Концлагеря системы ГУЛага, во всяком случае, находились за пределами восточного военного театра, а потому остаются вне рассмотрения в данном контексте. Советский Союз, поначалу загнанный в оборону в военном и политическом отношении, смог добиться нарастающего преимущества в сфере пропаганды после того, как в ходе попятного движения немцев вскрылись антиеврейские эксцессы оперативных групп. Была создана «Чрезвычайная государственная комиссия» как подходящий инструмент для затушевывания большевистских и пропаганды фашистских злодеяний. Катынь и Винницу вопреки правде представили союзным правительствам, которые сами по себе были хорошо информированы, как преступления «фашистов». Бесконечные массовые захоронения Быковни, Дарницы и Белгородки в окрестностях Киева с сотнями тысяч жертв исчезли за понятием Бабьего Яра, который, правда, еще задает большие загадки. А бойни НКВД и его чекистских предтеч в Харькове, Минске и Львове заглушила советская пропагандистская шумиха по поводу «фашистских» злодеяний, также совершенных там.
И после того, как в ходе дальнейшего продвижения частей Красной Армии в конце 1944 — начале 1945 гг. были заняты концлагеря Польского генерал-губернаторства, прежде всего Майданек и Аушвиц, советская пропаганда возобладала. Злодеяния в лагерях смерти в Польше, которыми тотчас с удовлетворением занялась «Чрезвычайная государственная комиссия», казалось, подтвердили все прежние утверждения и произвели уничтожающее впечатление, особенно в союзных странах. То, что цифры жертв в этой связи претерпели завышение, не приобрело значения в полемике, причем и поныне. Сегодня даже считается уже почти наказуемым, если «потери среди евреев характеризуются как чудовищно завышенные».[144]Правда, историк ставится тем самым в довольно неловкое положение, поскольку, с одной стороны, он оказывается мишенью политической юстиции и соответствующего провокаторства и доносительства, а с другой стороны, на нем лежит обязанность профессиональной правдивости, а именно обязанность максимально возможной точности в цифрах, ведь уже Ханс Дельбрюк [немецкий военный историк] с полным основанием выдвинул требование строгой критики цифр и сам Фридрих Энгельс когда-то охарактеризовал государственного деятеля и историографа Адольфа Тьера как величайшего «мошенника», поскольку ни одни из его цифровых данных, якобы, не соответствовали действительности.
Так, если привести поучительный пример, в отношении человеческих потерь от англо-американских воздушных налетов на открытый город Дрезден в феврале 1945 г. до сих пор всегда называется минимальная цифра в 35000 погибших, декретированная советскими оккупационными властями по политическим мотивам весной 1945 г., хотя даже городская администрация земельного центра Дрездена в письме от 31 июля 1992 г. на основе «надежных данных» назвала «реалистичной» цифру в 250000-300000 погибших, преимущественно женщин и детей.[145]А в отношении человеческих потерь в лагере смерти Аушвиц, напротив, всегда фигурирует максимальная цифра в 4 миллиона погибших, хотя ведь доказано, что эта цифра пущена в обращение советским НКВД. Правда, в 1990 г. это число жертв претерпело сильное уменьшение, по последним сообщениям оно составляет сегодня — что не менее ужасно — от 631000 до 711000 и, тем самым, похоже, приближается к реальному порядку величин.5 Впрочем, то, что документально подтвержденная цифра 74000 может охватывать лишь часть реальных потерь, не может подвергаться сомнению. Но в целом приходится задуматься, если доказано, что не кто иной, как повинный в преступлениях против человечества Илья Эренбург, уже 22 декабря 1944 г. говорил о 6 миллионах еврейских жертв национал-социализма и ввел этот порядок величин в советскую зарубежную пропаганду. Как, позволительно спросить, он пришел к этому? Ведь концлагерь Аушвиц с 4–5 миллионами погибших (так сообщалось) вообще был занят советскими войсками только 27 января 1945 г.! Это еще требует ответа.
